Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отомстил я ему спустя три недели, а точнее 5 апреля того же 1988 года, когда вышла газета «Правда» с редакционной статьей, которая камня на камне не оставляла от позиции Нины Андреевой. Позвонил и спросил:
— Ты сегодня «Правду» читал?
Он что-то буркнул мне в ответ и положил трубку.
Вся эта история очень показательна для того периода перестройки, а А. Н. Яковлев оказался одним из ее главных действующих лиц.
Началось с того, что в редакцию «Советской России» пришло письмо за подписью преподавателя Ленинградского технологического института Нины Андреевой и ее мужа, зав. кафедрой марксистско-ленинской философии того же института Владимира Клушина. Позже, когда станут с этой историей разбираться, выяснится, что Андреева и Клушин направили свое письмо сразу в три газеты — «Правду», «Советскую Россию» и «Советскую культуру», но лишь в одной этим посланием заинтересовались. Авторы выражали свое несогласие с тем, как идет перестройка в стране и партии, что пресса «шельмует» Сталина и сталинское прошлое.
Валентин Васильевич Чикин. [Из открытых источников]
Редактор «Совраски» В. В. Чикин, который всегда стоял на крепких партийных позициях, во всех ситуациях оставался стойким ленинцем, решил на основе этого письма подготовить большую и принципиальную статью.
В Ленинград по его заданию был командирован заведующий одним из отделов редакции. Позже Яковлев задавался вопросом: отчего Чикина не смутило то, что Андреева и ее супруг исключались из партии за анонимки и клевету, а восстанавливали их под нажимом КГБ. Скорее всего, как полагают некоторые авторы, Клушин и сам был агентом 5-го управления Лубянки. Во всяком случае, куратор этой службы, зампред КГБ генерал Бобков, в своих мемуарах с большой симпатией отзывался об этом персонаже.
И вскоре на полосе партийного печатного органа появилась та самая знаменитая статья «Не могу поступаться принципами». И секретарь ЦК Егор Кузьмич Лигачев немедленно созвал к себе на совещание главных редакторов, заявив им: «Наконец-то прозвучал мощный голос здоровых сил в нашей партии». А партначальники калибром поменьше, ходившие «под Лигачевым», рекомендовали перепечатать статью в областных и городских партийных газетах, широко обсудить в партийных организациях.
Сам Егор Кузьмич в своих воспоминаниях утверждал, что никакого специального совещания руководителей СМИ он 14 марта не созывал, это совещание якобы было плановым, не носило экстренного характера. Возможно, это и так. Зато совершенно очевидно другое: Лигачев самым недвусмысленным образом горячо поддержал позицию Нины Андреевой, рекомендовал редакторам внимательно ее изучить. Вот отчего так горели глаза у главреда «Комсомолки».
Здесь нам следует сбавить темп и остановиться на одном из ключевых действующих лиц этой эпической истории, его зовут Валентин Васильевич Чикин. Ведь именно он обратил внимание на письмо ленинградской преподавательницы, именно он отправил в город на Неве своего доверенного человека и затем принял самое деятельное участие в подготовке статьи, которая — в этом нет никакого сомнения — вошла в новейшую историю страны, стала важным рубежом в процессе преобразований.
Чикин, безусловно, заметная личность в советской, а затем российской журналистике. Один только факт: он более тридцати пяти лет возглавляет газету «Советская Россия» и в свои девяносто вполне справляется с обязанностями главного редактора.
Когда я с ним познакомился, Чикин трудился в «Комсомольской правде», был первым заместителем главного редактора Б. Д. Панкина — будущего министра иностранных дел. Причем очень скоро мне, юному корреспонденту, только что окончившему университет, стало ясно, что коллектив газеты делит свои симпатии примерно поровну: одна часть шла за «либералом» Панкиным, другая за «государственником» Чикиным.
Валентин Васильевич уже в ту давнюю пору, то есть в конце 60-х годов, проявил себя как последовательный сторонник В. И. Ленина и его идей, изданная тогда книга Чикина о вожде под названием «Сто зимних дней» была удостоена премии Ленинского комсомола. Да и затем он неоднократно возвращался к ленинской теме, писал о вожде ярко, нестандартно, в публицистическом даре ему не откажешь.
Первый зам у нас в редакции имел репутацию начальника жесткого. К подчиненным он обращался так: «Ну что, голуба моя». После чего обычно следовал разнос за допущенные ошибки, за явный непрофессионализм и прочие грехи. Но надо отдать ему должное: злопамятным не был, а если ругал, то по делу. Он из тех, кто строго относился к себе и такого же отношения требовал от других.
Да, они антиподы — Панкин и Чикин, им было тесно в одной редакции, и в итоге победил Панкин, а его первый зам перешел на работу в другую газету. Но по молодости, когда оба возглавляли в «Комсомолке» отделы, то, случалось, становились соавторами. Так произошло в 1963 году: газета опубликовала нашумевший «подвал» под заголовком «Куда ведет хлестаковщина». Там авторы — Гр. Оганов, Б. Панкин и В. Чикин — беспощадно высекли молодого, но уже популярного поэта Евгения Евтушенко за его слишком смелые стихи и заявления, которые казались эпатажными.
Однажды Чикин, прознав, что я живу по соседству с ним, в комсомольском общежитии на улице Кондратюка, а по выходным активно занимаюсь лыжным спортом, попросил поставить на его лыжи крепления. Возможно, тут и кроется один из секретов его долголетия: Валентин Васильевич старался вести здоровый образ жизни.
После выхода в свет нашумевшей статьи Нины Андреевой Чикина обвиняли во всех смертных грехах. Но тут надо бы отделить зерна от плевел.
Вот как он сам впоследствии объяснял мотивы, которыми руководствовался, готовя к печати «манифест антиперестроечных сил»:
Перестройка для нас не была чем-то угрожающим — мы восприняли ее с энтузиазмом. На журналистском поприще возникал творческий бум. Надо было формировать новые направления, рубрики, открывать новых людей. В 1986 году развивался конструктивный процесс: от нас требовалось пересмотреть не только форму, но и содержание идеологического арсенала, активизировать все творческие ресурсы. Все это открывало двери реальной свободе творчества.
Главную свою задачу в перестройке мы видели в том, чтобы освежить, встряхнуть, но не партийные ряды, а мозги партийцев. Догматиками в партии Ленин был расписан на цитаты на все случаи жизни, а мы хотели вернуть дух ленинизма. Мы охотно включились в этот процесс, и поначалу было очень легко — у нас отпала мешающая работе цензура.
Я не говорю о классической цензуре, которая была очень скромной и была четко прописана — госсекреты, военка — мы это все блюли. Но к этому цензурированию подключались все кому не лень: министерства, обкомы, республиканские центры, цековские отделы — все со своими «секретами», все хотели оградить себя от прозрачности. Вот эта цензура журналистов очень раздражала, поэтому