По-вашему, это жизнь?

Что прошло, о том я расскажу как-нибудь потом. К тому же в этом нет ничего особенно интересного – заурядные будни. Ну разве что мы – я и Прыткая – перебрались через невысокий перевал в смежную долину, потому что там с виду посытнее и еще потому что на старом месте наше шоу уже видели все аборигены, а многие и не по одному разу.

Представления, представления, представления…

Их нет, только когда, грузно переползая через хребты, с океана приходят набрякшие тучи. Грозовые ливни я пережидаю под теми же деревьями, что и аборигены. Мне твердо известно, что ни в одно из этих деревьев не ударит молния. Но стоит дождю утихнуть – пожалуйте на манеж.

А вы знаете, что я не человек? Ну так знайте. Я белка в колесе, поршень в двигателе, колесо в конвейере. Плюс к тому – ученый. Бывают ученые собачки, а я ученый человек. Ха-ха. Самому смешно. Между прочим, вы в курсе, что у алжирского бея под самым носом ба-а-альшая шишка?

Новая долина меньше старой, зато уютнее. Видно, что и здесь давно не трясло всерьез. Крепкое место, пускай и временно крепкое. Я-то теперь точно знаю, что нет ничего постоянного. Нигде нет, ни в одном из миров, а здесь в особенности.

Когда приспичит, местными обезьянолетягами живо овладеет тяга к перемене мест, вот увидите.

Но к делу. Дней десять все шло как по маслу: утренние и вечерние представления, молчаливое одобрение зрителей, беспрекословно исполняемые мною приказы Прыткой, репетиции, совершенствование программы, еда, сон да немного свободного времени. Но сегодня произошло нечто из ряда вон.

Во-первых, я подбил камнем некую крылатую дрянь. В полете подбил! Вообще-то здесь кто только не летает, даже моллюски, но такой твари я раньше не видел. Крупная, чем-то смахивает на орла, хотя в такой же степени на варана в перьях. Клюва нет, зато язык с шипом на конце, тулово длинное и гибкое, когтищи – во! Лапы суставчатые, тонкие, числом шесть, на кончике хвоста еще один шип – надо думать, ядовитый. Жуткая тварь. Даже обезьянолетяги забеспокоились, когда она начала нарезать круги над долиной, высматривая какую-то добычу – уж не меня ли? Ну, меня, положим, так просто не возьмешь, когда ко мне в мозги не лезут. Не успели выпущенные аборигенами осиные рои взмыть для атаки, как я уже сообразил упреждение, раскрутил пращу и послал твари гостинец – получай! Она кувырк! – и вдребезги. А не летай над чужой половиной планеты!

Прыткая выразила удовольствие. Она и раньше давала мне понять, что на юге за кольцевым океаном живут совершенно иные существа – с той, другой планеты. А я тогда еще подумал, что когда-нибудь настанет время решить, кто кого. Ставлю на обезьянолетяг. Ау, букмекер! Десять к одному? Согласен!

Кажется, Прыткая мне что-то ответила, я не совсем уловил. Что-то насчет того, что им, мол, не надо расселяться шире. Они, мол, живут в гармонии с половиной планеты, не зарясь на большее. По-моему, чушь. Что за цивилизация без экспансии? Ясно же – сгинут такие непротивленцы. Приспособленный не тот, кто приспосабливается к обстоятельствам, а тот, кто приспосабливает к себе все, что ему надо. А не будет приспосабливать, так вымрет за милую душу, я так считаю.

И не верю, что сородичи Прыткой думают иначе. Это они мне мозги пудрят.

Но к чертям свинячьим чужих крылатых тварей – тут хватает и «своих». Не успел я, повинуясь приказу, закопать дохлятину, которая, как выяснилось, не годится в пищу даже черным осам, как почуял: что-то случилось или вот-вот должно случиться. Не вижу и не слышу ничего интересного – а нутром чую: тревога!

Где?.. Кто?.. Кого бить?.. Да что вообще творится?..

* * *

Медитация в одиночку возможна, но бессмысленна. По-настоящему медитируешь лишь тогда, когда, отрешившись от мелкой суеты, улавливаешь бесчисленные мысленные флюиды всех разумных особей Беспокойной, предающихся в данный момент медитации, и в свою очередь открываешь всем свои мысли. В такой медитации нет ничего сложного, она естественна, как дыхание.

И, разумеется, необходима. Беспокойная диктует свои законы жизни. Народ, лишенный подобия коллективного разума, не может чувствовать себя в безопасности, сколь бы совершенными ни были чутье и интеллект отдельной особи. Тоненькие ручейки сливаются в огромное море, откуда каждый может черпать по потребности. Не сходя с места, можно узнать о том, что делается в любой точке громадного северного материка.

Новости можно снимать слой за слоем. Первое – где трясется земля или скоро начнет трястись, где извергаются или скоро начнут извергаться вулканы и какого типа извержение. Это важнейшие новости, но есть и просто важные, как, например, оптимальные пути эвакуации из опасных мест во временно безопасные, пища и приплод, всевозможные необычные явления. Нет бесполезных знаний. В свое время появление на Беспокойной двуногих существ, не несущее никакой угрозы, зато уникальное, было сочтено отнюдь не важнейшей, но все-таки важной новостью.

Насосавшись молока, спал в сумке маленький. Беспокойно жужжал Рой, чуя, что скоро настанет время убивать трутней, но не мешал медитировать Чрезмерно Любопытной, Которой Не Хватает Достаточного. Растворив часть себя в общем потоке, она узнала, что в Горячем краю все спокойно, что Великий Западный разлом вновь заполнился жидкой плюющейся лавой и потому полеты над ним небезопасны, что благоприятный период для Лазурного плато продлен по меньшей мере до зимы, что на противоположном меридиане Беспокойной небывалый по силе ураган принес из-за океана целую стаю когтистых хватателей, что найден новый подвид крылатого моллюска Фу, отличающийся приемлемыми вкусовыми качествами, что в северных районах слуги начали хворать какой-то еще не вполне понятной болезнью…

Чуть позже начали приходить эмоциональные волны. Ее появление не прошло незамеченным. Она вызывала интерес. Ею больше не пренебрегали, обвиняя в странности. Многие слали мыслеформы, свидетельствующие о дружественных намерениях.

Потом обозначилась тревога. Сперва она была неясной, еле уловимой, не локализованной и не идентифицированной. Это беспокоило и вызывало стремление узнать больше. Неясную тревогу способны ощущать и животные. Даже несуразному двуногому, реликту давно минувших эпох, оказалось не чуждо это свойство, хотя, разумеется, в самой зачаточной степени. И Чрезмерно Любопытная продолжила медитацию, проникая все глубже и глубже в невидимые мыслепотоки высшей и единственной разумной расы на планете.

Вот оно что! Несовместимый! Она почувствовала его, с трудом тянущего над горами при помощи измученных слуг, из последних сил работающих крылышками. Он долетит. Он тяжел, но силен и вдобавок расчетливее всех, кого она когда-либо знала. Без уверенности в успехе он не пустился бы в полет.

Очень скоро Несовместимый опустится в долине. И тогда не избежать поединка. Один на один. Без слуг. Интеллект против интеллекта, воля против воли. До победы одного, означающей смерть другого.

Почему именно теперь? Ответ ясен: он не простил ей успеха. Когда она скиталась почти что в одиночестве, не пользуясь ничьим уважением, ей позволялось жить и даже спариваться с теми, кому она не была слишком уж противна. Униженное положение недруга – уже победа. Сейчас все иначе, и Несовместимый не стерпел, примчался издалека. Уклониться от состязания – значит обречь себя либо на полный бойкот до конца жизни, либо на бой без правил одной против всех. Поэтому никто и никогда не уклонялся… слишком явно. Но куда бежать? Да и зачем? Она понимала: Несовместимый будет преследовать ее повсюду и рано или поздно настигнет.