– Костромские мы, – почти честно ответил я.

– Из каких? – поинтересовался третий, с небольшой, аккуратно подстриженной бородой и пышными усами, сидевший подальше, на противоположном краю.

– Из люда служилого, холоп ратный государю своему.

– Тады пшел отсель! – процедил сквозь зубы зеленоглазый, придя наконец к выводу, что я недостоин.

– А государь Дмитрий Иоаннович сказывал в своих грамотках, что на соборе несть никаких сословий и все равны меж собой: от сынов боярских до смердов и от ратных холопов до воевод, ибо должно им без мест пребывать, – вежливо напомнил я. – Так пошто гонишь, господин хороший? Али не зришь, что боле сесть негде?

– Стоя пожрешь! Чай, невелика птица, – проигнорировал государев указ Картофельный Нос и рявкнул на подошедшего следом за мной мужика: – А тебе чего здесь?!

– Да поесть, – пожал плечами тот и невозмутимо заметил: – А сей ратный холоп дело сказывает. Али до вас государев указ не касаем?

Я оглянулся и безошибочно определил – третья категория. Да и по виду заметно – одежда неброская, но приличная. То ли купец, то ли из зажиточных ремесленников, но в любом случае себе цену знает.

– Ну тебе еще куда ни шло, – хмыкнул зеленоглазый и чуть подвинулся, высвобождая самый краешек лавки. – Вон, присядь подле. А ты, – это он уже мне, – пошел вон! Я десять раз повторять не люблю.

– Негоже так-то, – вступился за меня стоящий сзади. – Тута сторонних людишек нет. Ежели мне народ доверил, то и ему тако же. Опять же и места нам обоим хватит, да еще и останется.

Точно третья, причем из редких – не просто уважает себя и других, но не боится вступиться, если надо. Учтем, возьмем на заметку. А этих двоих попробуем перевоспитать, если, конечно, это возможно.

– Тогда пошли вон оба, – лениво подытожил Картофельный Нос.

– Не гони, Митрофан Евсеич, – откликнулся пышноусый. – Мы уж эвон, завершаем, а мест и впрямь нехватка. Да и ты охолонь, Данила Вонифатьич, – махнул он рукой другому. – Коли и его сочли нужным избрать, стало быть, чего уж тут. Опять же государев указ имеется.

– Дак нешто можно тако свою честь унизить?! – взвился на дыбки зеленоглазый, которого назвали Данилой Вонифатьичем. – Чай, мы с тобой, Петр Иваныч, оба из князей Горчаковых, потому не след нам со всякой рожей рядышком сиживать. – И надменно осведомился, повернувшись ко мне: – Вон тот, за тобой, пущай с краю присядет, а ты и так сожрешь. Чай, слыхал, яко сказывают в народе: «Гусь свинье не товарищ»?

– Тогда и мне с вами сидеть не след, – проворчал мужик сзади. – Не сяду я поперед – он поране меня подошел.

Так за меня еще и заступаются. Что ж, благодарствуем. Авось как-нибудь и сочтемся, причем, как мне кажется, весьма скоро. Но для начала первый. Как там его кличут? Кажется, Данила Вонифатьич. Ну-ну, сейчас мы тебя и подкузьмим.

– Дак ведь я такой гусь, что мне рядом с любой свиньей присесть незазорно, – простодушно улыбнулся я.

– Енто ты мне, рыло немытое?! – возмутился Вонифатьич.

– Ну а кому ж еще, – пояснил я и, не глядя, попытался поставить миску позади себя на соседний стол, но кто-то услужливо перехватил ее на полпути. Смотреть, кто именно, времени не было, потому что вот-вот должно было начаться самое интересное. – И промахнулся ты, господин хороший – помылся я ныне. А что рожей не вышел, так матушка таким родила. Зато по твоему рылу сразу видать, что ты не простая свинья, но благородных кровей. Да и по товарищу твоему тоже.

Они дружно вскочили с лавки, а вот с ударом Картофельный Нос, то бишь Митрофан Евсеич, немного притормозил. Очевидно забыв, что оружие было велено сдавать на входе, он машинально начал шарить у своего левого бока, так что атаковал он меня лишь несколькими секундами позже, когда Данила Вонифатьич уже врезался в стенку, а его засапожник был в моих руках.

Самого Евсеича я тоже не бил – просто присел, когда его кулак пролетел надо мной, и слегка помог отправиться следом его владельцу. А уж то, что он свалил в падении стол за моей спиной, то не моя вина. Летать надо было учиться. Ну и приземляться тоже.

Ага, вот и гвардейцы, призванные бдить за порядком. Впереди всей пятерки мой стременной, сурово хмурящий брови и старающийся сдержать улыбку. Кстати, плохо старается, все равно заметно.

– Та-ак, – зловеще прошипел Дубец, честно выполняя мое распоряжение и не собираясь признавать меня. – Кто затейник сего?

– Он, – простонал Данила Вонифатьич, тыча в меня пальцем.

Митрофан Евсеич молчал. Ему было не до того. Видать, здорово приложился об стол.

– Не он, – твердо произнес мужик сзади, оказавшийся весьма расторопным и успевшим посторониться, когда я помогал ребяткам отправиться в полет. – Он их даже ни разу не ударил – сами на стены со столами набрушились, егда на него налетели, а он лишь подвинулся.

Моя миска находилась в его второй руке. Значит, вот кто у меня ее перехватил. Ну что ж, спасибо за помощь.

– За стол свой не пущали, вот… – И мужик принялся честно рассказывать, с чего все началось и как развивались события.

– Да что ты его слухаешь-то?! – возмутился Данила. – Ты лучше глянь на него как следовает. Его ж враз видать, что из татей. Тамо в Костроме все таковские. Эвон, даже воевода ихний и тот ныне в чепях в остроге государевом, а что уж до прочих сказывать. – И его палец вновь устремился в мою сторону. – Ентот меня словесами облыжными поливал, кои терпеть честному человеку невмочь, вот я и…

– Кто еще видал али слыхал? – повернулся Дубец к сидящим за соседними столами.

В ответ тишина. Понятно – первая категория. Хотя нет, все-таки один человек встал. Экий битюг. Такого завалить с первого раза навряд ли получится.

– Парень сей токмо ответ дал достойный, – пробасил он, обращаясь к Вонифатьевичу. – А до того ты его всяко непотребно величал. Да не я один таковское слыхал, но все. Чего молчите-то, люди добрые? Нешто не зрили, яко оно все завертелося?

Ну наконец-то загудели, сдержанно подтверждая мою невиновность. Ишь ты, без пинка никак. Впрочем, лучше поздно, чем никогда.

– Дак ведь енто ж!.. – ахнул кто-то поодаль, привстав и всплеснув руками.

А вот это в номер нашей цирковой программы не входило, поскольку сей костромич знал меня весьма хорошо, так что мог все испортить. Еще бы меня не признать Охриму Устюгову, коли я был главным заказчиком маскхалатов, которые он честно и добросовестно шил всю осень. Бойкого и языкатого портного, насколько мне известно, собравшийся ремесленный люд выбрал чуть ли не единогласно, и теперь он явно не собирался молчать.

Увы, но его предупредить я забыл – просто не до того было. Вот сотнику Лобану – вон он сидит, рядом с портным – я сказать успел, а про портного выскочило из головы.

– Цыц! – грозно рявкнул Дубец, тоже мгновенно узнав ахнувшего и сообразив, как нужно поступить. – Али ты мыслишь, что я без тебя ослеп да ничего не вижу?!