сигареты Rote Händle. В кармане аккредитив, билет и деньги. В «бебкином» футляре – он сам, запасная кассета, кисточка и насадочные линзы. Вот и все. В России берут с собой еще мыло, полотенце и зуб. щетку; я не беру ничего, так как первые предметы есть во всех поездах и гостиницах, а щетку я во Франкфурте куплю в футлярчике с хлородонтом, новенькую, за 1,50 Мк. Вот Доктор и готов. Оный Доктор сегодня по рассеянности отослал на имя Мерьги обе ЖД-книжки. Потом спохватился, но уж было поздно. Если Мерьга, получив, будет что-нибудь вопить, то заткните уши или уйдите из дому, но не пробуйте его унять, так как это невозможно. Сейчас тихий ясный вечер. Доктор наужинался и сыт до отвала. На столе куча барахла: папки, оттиски, карандаши в 2 коробочках, последние письма, Peppermint, Addiator[284], визитные карточки, чернила в бутылочке, «бебкины» снимочки в коробке, сигары и план Дортмунда. Peppermint’ы в коробочке: (N – 2) шт., т. е. две во рту. На серванте уже опять подрастает понемногу кучка проспектов.

Сергеша поразил меня тремя известиями: 1) самодельным ретушевальным станком (очень интересно), 2) деятельностью девчонкина платья (невероятно) и 3) уходом трамвая № 22 с Никитской (это уж совсем невероятно и предрекает, по-моему, светопреставление). Еще раз скажу: очень рад успехам Борщевского и сердечно его приветствую. Чемодан ему пусть сделает Володя, а камеру заодно лучше бы сделать здесь. Це́ны предугадать не могу, но думаю, что будет марок 250 без фотоаппарата, марок 350–400 с оным. В здешнем институте лихорадочно копируют в нескольких экземплярах «сирену-нониус» и обтюратор. От Шпрингера по-прежнему ничего нет.

Попробуйте вытерпеть с проглядыванием моих снимочков до моего приезда – ведь интересно-то как будет! Ну а не вытерпите – не рассержусь. В описании домашнего вечера не угадаете, что больше всего меня зацепило? Карлушино блюдце чаю! Вы себе и не представляете, как мне чайку хочется, домашнего бы, из блюдца! Здесь одна мерзость; ну, и описание получки моего письма прелесть как хорошо = «и больно, и приятно». Карикатуру на меня нарисуй, Татьяна, а чемодан я нарочно ни рисовать, ни описывать не буду. Посмотрим, как ты наврешь!..

Кельн

Здравствуйте, ребятушки, сижу в Кельне и пью кофе в ожидании пересадки. Погода сегодня неважная, дождик, но доехали мы отлично, без всякой качки. В кабине очень тепло и уютно. Из Дортмунда я был единственный пассажир, и меня торжественно доставили в отдельном лимузине на аэродром. Путешествие очень интересное: как и поездом, ни минуты не теряешь из вида какого-нибудь города. На этот раз они беспрерывно толкутся под ногами, и еще штук 14 видно со всех сторон, несмотря на туман. Кельна самого не видел, так как аэродром очень на отлете, и мы оставили город где-то совсем в стороне. Целую всех вас, Доктор

Франкфурт-на-Майне

Ребятушки, вот когда только добрался до Фр-та. Вы знаете, что до Кельна я доехал отлично; там пересадка –15 мин. ждать. Я прождал 2 часа, а потом сказали, что самолет не пойдет, так как на юге погода плохая. Вернули нам деньги и отвезли на автомобиле в Кельн на вокзал. Я тотчас же сел в E-Zug, но это не так-то быстро, как воздухом, – вот только что сейчас приехал, сижу на вокзале и пишу. Погода в самом деле мерзкая: дождь. Сейчас пойду в город, разыщу Немцову, а вечером опять напишу. Ехать было отлично: тепло и народу мало. Видел Mäuseturm[285]. …Вот, ребятушки, сидит Врач в конурке, которую себе нанял в отеле Saalburg около самого вокзала, и перед сном пишет письмо. Устал-таки он сегодня; путешествие вышло против ожидания, длинное и путаное. Но все-таки интересное… Разбудили меня утром своевременно. Что-то очень медленно рассветало; я пил кофе при лампах. Наконец рассвело, и оказалось – пасмурно, но сухо. Ну, что ж поделаешь? Пошел на трамвай, приехал на Markt[286], к Verkehrsbüro[287] – стал чуть-чуть дождик накрапывать. В Verkehrsbüro мне как будто даже обрадовались; очевидно, клиенты там – явление не частое. «Ah, Herr Professor, вы, значит, едете. Погодите, сейчас вытребуем машину». Созвонились, через 5 минут пришел лимузин, и меня одного, раба божьего, усадили и повезли к черту на кулички, на аэродром, верст за 8 (в скобках начинаю считать: первый минус современных воздушных отношений). Везли меня такими закоулками и задворками, вроде пути от Крымского моста к Гознаку, что я уж забоялся, не заговор ли и не хотят ли меня ограбить? Но вспомнил, что сейчас 10‐й час утра и что кроме «бебочки» взять с меня нечего, одумался. В без десяти десять довезли меня до пустынного и безмолвного дома станции. Железные волнистые ставни опущены, кругом ни души, только дождик накрапывает. Я пошел внутрь – прилавок в зале, и тут ни души. Подождал, походил, посидел. Минут через 10 вышел какой-то заспанный и очень удивился, узнав, что я пассажир. Поглядел мой билет, все еще не веря своим глазам; кажется, даже протер их, потом говорит: «Вы можете уже занимать место» – и исчез. Я вышел через противоположную дверь на аккуратненький, чисто выметенный и подстриженный газон аэродрома – и тут все пусто, и самолета никакого нет. Вдали там, у ангара, с каким-то «юнкерсом» возятся, и больше ничего. А дождик идет. Я опять походил-походил и назад в залу вернулся. Стало время подходить к 10:10. Вижу – подвезли моего «юнкерса» к подъезду, и опять все ушли. А в правилах сказано ясно: не входить и не выходить без приглашения. Я все жду, когда пригласят, – никого нет. Гляжу в окно – пилот уже залезать начал. Ну, думаю, без меня уедут! Пошел под дождем к машине; тут меня пилот заприметил и говорит: «Пожалуйте, садитесь!» Самолет «юнкерс» такой-то («Бебочка» уж запомнил, какой именно), самый маленький. Впереди два места полуоткрытых – для пилота и помощника, в кабине – 4 пассажирских места. Вся кабина величиной с большой лимузин и очень похоже устроена. В передней стенке – окошечко, которое пилот посоветовал открыть – «иначе будет очень жарко – отопление хорошее». Окошечки, обозначенные стрéлками, тоже спускные.

По числу мест имеются 4 одеяла-пледа, которыми можно закутаться, а óкна совершенно заплаканы от все усиливающегося ливня. Вся машина – из волнистого серебристого алюминия. Я был единственный пассажир. Уселся на место «а», завернулся в плед, устроился преуютненько и стал ждать. В самом деле, топят отлично. После мозглой сырости стало совсем тепло и приятно. Несмотря на (мягко выражаясь) немногочисленность пассажиров, отбытие совершили по всем правилам. Вышел начальник станции с жезлом, в нужную минуту его поднял, и мы поехали. Сперва