Он перелистал ее немного и скоро нашел то, что искал.

Это была фотография девушки, высокой, русой, с длинными косами, в темном простом костюме, который обыкновенно носили курсистки того времени.

Она неподвижно и строго смотрела с фотографии, видимо, пораженная и этим костюмом и важностью момента. Но так ясно угадывалась еще почти детская припухлость ее нижней губы, ее ямочки на подбородке, полнота и розовость щек - все то, что не вышло на портрете, снятом у дрянного фотографа. Внизу карточки были наляпаны золотые медали и короны и размашистая, золотая же подпись. Ганка повернул фотографию и задержался, читая надпись на обороте.

Профессора Мезонье эта девушка звала не "Леон", а "Лев", и последние три строчки она написала по-чешски. "И он молчал об этом всю жизнь! подумал Ганка. - А в доме его жила, ходила и рожала ему детей другая женщина. Всю свою жизнь он никогда не произносил имя этой девушки... Господи, Боже мой, как же это так?"

Гарднер повернул голову, увидел, что Ганка держит в руках фотографию, взял у него ее, мельком взглянул и отбросил в сторону.

- Не люблю толстых, - сказал он машинально. - Что за булочница! Лицо как у мопса. И одета под мужика... Ну, бросайте, бросайте ее, Ганка! У нас с вами еще дел до черта. А я к вечеру хочу кончить хоть эту комнату. - Он оглядел кабинет. - Да, а скажите, пожалуйста, коллекции-то свои он хранил здесь?

- Невеста? - спросил Ганка. Он стоял, качал головой, улыбался. Бедная невеста! Никогда он не говорил нам о ней.

- Ну, и то сказать, невеста не стоит доброго слова, - ответил Гарднер и начал скидывать сюртук. - Такую пыль развел этот мухомор, что и не продохнешь. И хоть бы держал в порядке свои окаянные бумаги, а то ведь черт ногу сломит...

Он с сердцем бросил в угол пакет с газетными вырезками.

- Ганка, но что же вы стоите? Вот тут что-то написано по-латыни, я не разберу. Давайте-ка прочтем заглавие.

Ганка прочел, и Гарднер бросил и этот оттиск в общую кучу, затем подошел к большому застекленному ящику, где теснились пробирки и склянки с химикатами, резко распахнул его и вытащил с нижней полки большой черный ящик. Он поднял его и осторожно поставил на стол. Крышка на ящике была закрыта, и он просто сорвал хрупкий замок.

Вверху лежал слой нежнейшей белой ваты, и он был еще прикрыт листком желтой пергамент-ной бумаги; под ней лежал второй ящик, из сверкающего японского дерева. Он не был заперт, Гарднер распахнул его и засунул в него руку.

- Ну, вот она, - сказал он, обращаясь к Ганке, и высоко поднял круглый красный череп. - Здравствуйте, красная леди!

Ганка обомлел. Даже и он не знал, что этот череп хранится у профессора на дому, ибо были у профессора, очевидно, какие-то свои причины прятать его даже от учеников. Впрочем, он вообще любил, чтобы результаты изысканий его появлялись неожиданно и были ошеломительны даже для самых близких людей. Вот поэтому последний раз этот череп года два тому назад демонстриро-вался на археологическом съезде, а потом пропал где-то в шкафах института. За эти два года профессор успел изрядно поработать над ним. Во-первых, череп был покрыт тонким слоем прозрачного лака, во-вторых, основательно расчищен от минеральных солей, а кое-где по линии трещин скреплен металлическими скобочками - так он напоминал бильярдный шар.

- Да, - сказал Гарднер, - а на портрете-то куда лучше.

Он повертел его во все стороны и зачем-то дунул в глазницу. Потом положил на стол, сел в кресло, сложил руки и с минуту просидел неподвижно, думая. Потом повернулся к Ганке:

- Ну вот, скажите о той работе, что мы с вами смотрели сначала. Так-таки ничего из нее и не было напечатано?

- Ничего, - ответил Ганка.

- Ничего? - спросил Гарднер с каким-то особым выражением, значения которого Ганка не понимал.

Тут в дверь постучали.

Гарднер быстро взял газету, накрыл ею череп и только потом сказал:

- Войдите.

Но это был только Ланэ. Он держал какой-то сверток и сейчас же протянул его Гарднеру:

- Вот, - сказал он.

Ганка посмотрел на него. Ланэ казался сильно взволнованным, но, может быть, он просто бежал и запыхался. Шляпы на Ланэ не было, галстук сбился в сторону, черное дегтярное пятно ползло по рукаву. "Опять куда-то зачем-то посылали этого дурака. Что он такое принес?"

- Нашли? - спросил Гарднер.

- Вот, - повторил Ланэ.

- Отлично! - похвалил Гарднер. - А почему у вас такой вид? Где были?

Ланэ покосился на Ганку и что-то замялся. Гарднер посмотрел на них обоих и вдруг засмеялся.

- Ох, Ганка, он ведь вас боится! Смотрите, даже говорить не хочет... Честное слово, боится. Ну же, ну же, Ланэ!

Он уже быстро срывал бумажные листы один за другим со свертка и наконец бросил на стол черный, обугленный предмет - не то камень, не то хлебную корку, неправильно-сферической формы. Затем снял газету с "красной леди" и положил на нее и эту обуглившуюся, покоробленную временем кость. Так они лежали вместе - большой розовый череп и черный круглый костяной обломок.

- Ну вот и гейдельбержец тут, - сказал он ублаготворенно, - вся компания, значит, альфа и омега. Низшие и высшие. Все тут, у меня на столе. Теперь пусть разбираются, кто от кого.

Он снова обернулся к Ланэ.

- А что у вас плечо в чем-то черном? Ездили куда-нибудь? Куда же?

- Нет, - сказал Ланэ и опять покосился на Ганку.

- Ага, нет, - качнул головой Гарднер.

- Он лежал на чердаке, - вдруг воровато сказал Ланэ. - Только я и знал, где. Мне мадам Мезонье сказала.

- Ага, - опять кивнул головой Гарднер. - Ну, спасибо, спасибо! Ценю. Идите отдыхайте.

Ланэ ушел, и Гарднер сам притворил за ним дверь.

Потом вернулся к столу и, словно встряхивая что-то, ударил ладонью об ладонь.

- Мерзавец! - сказал он крепко и искренне. - Труп господина еще не успел остыть, а слуга уже растаскивает его ночные рубахи... Теперь слушайте, Ганка. - Он огляделся по сторонам. - Слушайте и молчите. Вот всё это, - он сделал короткий энергичный жест одним пальцем, - мы с вами уничтожим.

- Всё? - спросил Ганка, не удивляясь.

- Всё, всё, - подтвердил Гарднер тем же чуть пониженным голосом. Всё, что есть в этом доме: мебель, склянки, вилки, бутылки, бумаги. Бумаги-то в первую очередь, конечно. Все в огонь!

- Я думал, в первую очередь черепа, - негромко сказал Ганка.

Гарднер быстро и остро посмотрел на него.

- Зачем же черепа? - сказал он недовольно. - Черепа я возьму с собой. По всей вероятнос-ти, их сдадут на хранение в какой-нибудь имперский музей.

- А госпожа профессорша что же? - вдруг совершенно не к месту спросил Ганка.