лекции. Хорошо бы, конечно, побродить как-нибудь по Университетской набережной или по Петроградской стороне, и чтоб спокойно, не спеша, без цели, но времени не хватало и приходилось отодвигать идиллическую прогулку в необозримое будущее. «Чем дольше живешь, тем более безнадежным становится цейтнот», — размышлял Николай Николаевич, с удовольствием вдыхая холодный воздух утра. В голову пришла распространенная шутка: «Хочешь, чтоб сутки были на час длиннее, вставай на час раньше». В этом смысле Любищев был человеком уникальным, гением целесообразности!

Ученый-биолог А. А. Любищев служил для Николая Николаевича примером организации времени и научной работы. Этот человек успел сделать невероятно много для простого смертного путем буквально бухгалтерского, поминутного учета и контроля времени. Когда в его кабинет заходили жена или сын, то в гроссбухе Любищева тотчас появлялась запись: «Разговор с сыном — 6 мин.» У Тиходеева так не получалось.

Подходя к институту, Николай Николаевич перебрал в памяти, что нужно сделать за неделю. С неудовольствием вспомнил, что на вторник назначена встреча с корреспондентом из газеты. К газетчикам и киношникам, атакующим его в последнее время, он относился с прохладцей и довольно скептически — не мог простить случаев небрежного отношения к технической терминологии. К тому же два часа изнурительных бесед сейчас, когда работы по горло, — роскошь непозволительная.

В лаборатории техники высоких напряжений и вправду было горячее время. Недавно закончились испытания новых ограничителей перенапряжения для Саяно-Шушенской ГЭС. Последние месяцы только и разговоров было, что об этих ограничителях. Аппараты новые, нигде раньше не применявшиеся, характеристики необычные, параметры необычные… Дело захватило. На работе выкладывались полностью. Да и сроки поджимали, проектировщики нервничали, торопили. Тиходеев метался между «Гидропроектом» и лабораторией, проявляя чудеса оперативности, охрип от нескончаемых споров и обсуждений.

Проектирование гидроэлектростанции вылилось в целую эпопею. Долго не удавалось проектировщикам разместить громоздкую подстанцию, распределяющую энергию от генераторов, в долине Карлова створа, где намечалось строительство плотины. Предложили вырубить большой кусок скалы, но это было и дорого, и трудоемко. Пробовали отнести подстанцию на несколько километров от плотины, но такая удаленность привела бы к очень тяжелым условиям работы уникальных генераторов. Хотели сделать подстанцию в виде многоярусных компоновок. Оказалось — слишком сложно. Вот тогда-то и обратились за помощью в Ленинградский институт постоянного тока. С этого момента лаборатория Н. Н. Тиходеева включилась в творческое содружество ленинградских организаций, работающих над созданием энергогиганта. (Содружество это получило впоследствии название «Договор двадцати восьми».)

В лаборатории предложили решение неожиданное и оригинальное: использовать ограничители перенапряжений нового типа вместо обычных разрядников. За счет этих аппаратов, у которых отпадала надобность в искровых промежутках, можно было значительно уменьшить расстояние между проводами линий, а значит, и сократить габариты самой подстанции.

Идея была блестящей. Если бы не Саяно-Шушенская ГЭС, то, вероятно, путь от ее рождения до внедрения был бы долог и тернист, как это часто бывает с научно-техническими новинками. Сейчас же в ее реализации были заинтересованы не только создатели. Проектировщики ГЭС хотели, чтобы их детище было выполнено на основе самых последних достижений техники. Тиходеев давно мечтал именно о таком деле — до зарезу нужном, до предела новом.

Теперь, когда испытания ограничителей закончились, все зависело от результатов. Их ждали со дня на день. То, что габариты подстанции удастся сократить, было очевидно сразу, но вот на сколько?

Ровно в 8.45 Николай Николаевич Тиходеев вошел в свой кабинет. Снял пальто, аккуратно повесил его на распялку и потянулся к телефонной трубке.

Дверь кабинета распахнулась. На пороге стоял один из сотрудников.

— Николай Николаевич, я к вам с результатами испытаний.

— А я вам только что собрался звонить по этому поводу, — сказал Тиходеев, немного волнуясь. — Что скажете?

— Получилось, значит, что габариты подстанции сократятся с 350 метров до 115, и вся она ляжет в долину Карлова створа без единой скальной вырубки.

Сотрудник затих, выжидательно глядя на завлаба и прижимая к груди папку с результатами.

— Та-а-а-к, — медленно протянул Тиходеев, сдерживая желание по-детски глупо и счастливо засмеяться. — Ну, давайте смотреть.

Неделя начиналась удачно.

«ЗДЕСЬ ХОДЯТ ЛЬВЫ!»

Новое здание Ленинградского института постоянного тока, в котором разместилась лаборатория члена-корреспондента Академии наук СССР Н. Н. Тиходеева, — замысловатая современная конструкция из светлого камня. За ней куда-то в поле, где еще недавно были огороды, уходит площадка для натурных испытаний: разрывающие небесную твердь опоры линий электропередачи, гигантские металлические порталы, гирлянды изоляторов, опутанных проводами… Застывшая громада металла подавляет неестественной мощью и отчужденным величием.

Во время экспериментов испытательная площадка безлюдна (ходом эксперимента управляет автоматика). За стеклянной стеной пульта управления вся лаборатория как на ладони, и зрелище ослепительной искры длиною в несколько метров особенно эффектно.

Журналистам и посетителям лаборатории, желающим познакомиться с ней поближе, — взглянуть, к примеру, на уникальный генератор импульсных напряжений высотою с многоэтажный дом, — предлагают надеть каску, страховочный пояс и… белые тапочки. Белые диэлектрические тапочки и неприятные ассоциации, с ними связанные, приводят неискушенных в технике людей в некоторое замешательство. Это и понятно: они смутили бы кого угодно, окажись он на испытательной площадке лаборатории, где на каждом столбе висят таблички со зловещим изображением черепа и костей. И только служители этого сурового храма техники, ежедневно имеющие дело с миллионами киловольт, чувствуют себя свободно и легко.

Корреспондент газеты, все еще находящийся под впечатлением фантастического зрелища испытаний, теперь стучался в безликую серую дверь под номером двадцать восемь.

— Ну вот, кажется и пресса, — без энтузиазма сказал Тиходеев, поднимаясь навстречу журналисту.

Журналист огляделся. Маленький кабинет. Стол, пара стульев, кресло… Ни обширной приемной, где посетители терпеливо дожидаются своей очереди, ни бойкой секретарши, отвечающей на телефонные звонки. Все очень скромно. Пожалуй, даже слишком.

Тиходеев рисует на листке сечение расщепленных проводов, эскизы изоляторов, графики зависимости тока от напряжения. Рассказывая, он увлекается, отчасти забывая о собеседнике и переходя на специальную терминологию. Сказывается привычка говорить о работе на профессиональном уровне. Корреспондент с трудом управляется с лавиной обрушившейся на него информации.

— …Так что с тех пор, как Доливо-Добровольский 85 лет назад построил первую линию электропередачи на шесть киловольт, принцип передачи энергии не изменился. Электричество, по-прежнему, — самый гибкий вид энергии, и воздушным линиям электропередачи еще долго придется служить человечеству. Изменились, конечно, масштабы, конструктивное исполнение, напряжения… Не так давно мы могли лишь мечтать о линиях на 750 киловольт, а сегодня проектируем на 1150!

Корреспондент слушал и пытался представить выражение лица завлаба, когда тот гладит кошку за ухом или разговаривает с маленьким ребенком. Великий соблазн — увидеть очень серьезного собеседника в несерьезной ситуации. Иной раз это помогает понять, что перед тобой — живой человек, а не только «функционер».

«Ему пятьдесят с небольшим, — записывал в