Халруджи побрел по тоннелю, с трудом вспоминая, зачем пришел в это место. Он все еще искал Сейфуллаха.

Мысли толпились в голове нестройными рядами, а главный постулат последних лет вызывал сомнения. До сих пор он верил, что это была не его война, но со временем убеждать себя стало труднее.

Не ему нужно было слышать то, о чем говорили на тайном совещании. В самом сердце Сикелии – Самрии – плелась паутина заговора, а в Пустоши взошли семена предательства, побеги которых грозили погубить слишком многих. И прежде всего – дорогого ему человека. Было понятно, почему серкеты не хотели отдавать имана Негусу. Солукрай – вот, что им было нужно. Пустошь затеяла опасную игру, но ходить по краю пропасти серкетам было не впервые. Арлинг был уверен, что до тех пор, пока учитель не откроет им тайну Солукрая, он останется в цитадели серкетов. В молчании имана халруджи не сомневался. Но думать о том, что будет стоить ему это молчание, было страшно.

Впрочем, не все новости были плохими. Прислушавшись к себе, Регарди с изумлением понял, что ему было приятно узнать о том, что Белая Мельница еще жива – пусть и в лице двух банкиров из Самрии. Он встречался с ними несколько раз, когда иман брал его с собой на совещания, но помнил о них только то, что они были очень молодыми, едва старше Сейфуллаха. На встречах Белой Мельницы они вели себя дерзко, разговаривая смело и с вызовом, и никогда не нравились Арлингу. Однако время показало, что иман сделал правильный выбор. Учитель редко ошибался.

Вмешательство Согдарии настораживало. Что принесет Сикелии новое появление Жестоких на ее берегах? Почему Канцлер решил вмешаться именно сейчас – после того как Маргаджан-Каратель уничтожил два крупных города кучеяров. Вел собственную игру или, как всегда, был занят междоусобицей, разводимой Дваро и мятежными провинциями? И хотя второе вторжение Жестоких было кучеярам не по душе, вряд ли в Сикелии была имелась другая сила, способная остановить Подобного.

Каким бы ни был замысел Негуса, он подходил к завершению. Септория Второго Исхода объясняла многое, в том числе, и то, что творилось в Туманной Башне. Ритуал Подобного требовал огромное количество жертв – война и Белая Язва хорошо справлялись с этой миссией. Мистический ореол вокруг ивэев испарился, умертвив еще одну легенду. Построив Туманную Башню, серкеты из Иштувэга никогда не оставляли ее, а спрятались в ней под новым именем, став ивэями. Со временем они объединились со Скользящими из Пустоши Кербала. Очевидно, что «Бледная Спирохета» была их рук делом. Но если болезнь терзала Иштувэга на протяжении стольких лет, то и предательство серкетов произошло не вчера. Знал ли об этом иман, когда создавал «Белую Мельницу»?

Несмотря на то, что Регарди получил много ответов, вопросов осталось много. Почему Подобный так сильно дорожил нарзидами, что был готов ради них до бесконечности осаждать Хорасон и нести потери вместо того, чтобы использовать некое «могучее оружие», которое, как догадывался Арлинг, было причастно к гибели Балидета и Муссавората? Что за миссию возложил Подобный на Маргаджана и почему его называли Карателем? Если Негус хотел захватить власть над Сикелией, зачем уничтожал города? Не разорял, не грабил, а стирал с лица земли, засыпая песком и превращая в историю? Кем был Джаль-Баракат на самом деле, и какую роль он должен был сыграть в судьбе Арлинга Регарди?

Занятый невеселыми мыслями, халруджи не сразу заметил, что тоннель закончился. Через пару салей проход вывел его в пещеру, где творилось странное действо. Под сводчатым потолком обширного зала было душно, и в царившем мареве отчетливо выделялся каждый запах, рисуя в голове Арлинга тревожные картины.

Еще в коридоре он почувствовал пар из колодцев, которыми был усеян пол зала. Между отверстиями бродили ивэи, изредка наклоняясь к ним и поправляя что-то длинными палками. Услышав шипение змей, Арлинг понял, откуда пахло цветочной пыльцой, и зачем в зале были собраны трупы. Горы мертвецов возвышались у стен пещеры, источая характерное для Белой Язвы зловоние. Вот, где заканчивали путь те, кто пал жертвой коварной болезни. В комнатах наверху они умирали, а здесь становились кормом для септоров – змеев с золотистой шкурой из легенд Сикелии.

Не спеша, ивэи вытаскивали мертвецов из общей кучи и скидывали в колодец. Арлинг не слышал о таком варианте Септории Второго Исхода, но суть оставалась прежней – Нехебкаю приносили человеческие жертвы. Иман говорил, что даже сам Подобный не знал, сколько нужно смертей, чтобы Индиговый обрел могущество единственного бога. Так как серкеты Пустоши Кербала больше не проводили Первый Исход, то не вызывало сомнений, чья септория будет завершена первой.

Голоса в коридоре стали громче. Подходили ивэи, которых он слышал уже давно. Теперь был различим и скрип колес – «санитары» везли тележку с больными, распространяя зловоние от полуживых людей. Не придумав ничего лучше, халруджи прыгнул на стену и вскарабкался на потолок, зависнув там, словно паук. Ивэи двигались медленно, опьяненные журависным дурманом, который чувствовался от всех «санитаров». Если бы Арлингу пришлось жить среди мертвецов и кормить ими септоров, возможно, он тоже не отказался бы от наркотика.

Ивэи почти прошли мимо, когда на выходе из тоннеля у тележки отлетело колесо. Люди посыпались с нее, словно тюки с мукой – похожий звук Арлинг слышал однажды на мельнице в Фардосе. Вместо того чтобы приладить колесо и погрузить больных обратно, ивэи повели себя нелогично. Двое из них взяли по человеку и поволокли к яме с септорами. Последний ивэй остался у тележки и, присев на край оглобли, затянулся журависом.

Он не видел повисшего над ним халруджи, зато те больные, которым не повезло оказаться наверху, могли отчетливо его разглядеть. Впрочем, Регарди должен был показаться им последним миражем. Силы несчастных были на исходе. Арлинг чувствовал их пристальные взгляды, бездумно плутавшие по его телу, и жалел, что не догадался спрятаться в другом месте. Он мог висеть на руках бесконечно долго, но время по капле уходило в вечность. А если Сейфуллах был рядом, в одной из куч, и какой-нибудь ивэй собирался скормить его септорам? Мысль о том, что Аджухам уже брошен в колодец, была недопустима.

«Если убить этого ивэя, значит, придется убивать и остальных», – с досадой подумал Арлинг. С ивэями-серкетами ему еще не приходилось драться, а их было не меньше дюжины. Он не питал иллюзий, что все они находились под дурманом журависа. Из коридора было трудно определить, что происходило в глубине пещеры, но ему показалось, что там начинался еще один зал, а значит, из него могли прибежать другие ивэи.

Оставалось искать Сейфуллаха тайно. Вот только Арлингу не хотелось находить Аджухама в этом месте. Почти все люди, сваленные в кучи у стен, были мертвы.

Халруджи выждал момент, когда двое «санитаров» с больными отошли в глубину зала и неслышно спустился с потолка. Убить одурманенного журависом ивэя было нетрудно. Подхватив тело, Регарди поволок его за угол, безжалостно разжав пальцы какого-то больного, который нашел в себе силы схватить его за ногу. Это оказалась женщина, она что-то захрипела в ответ, но ей мешали язвы на раздувшихся от болезни губах. Тоннель был узким, и Арлингу пришлось протащить по несчастной тело ивэя. После этого больная замолчала.