Показался Холл, сделал решительный прыжок и побежал к берегу. Но Билл не отставал. Он несся за ним по пятам и так, вплотную, пробежал всю дорогу вниз, вплоть до отметки на берегу. Биллу удалось совершить весь пробег на полминуты быстрее Холла.

— Это только по часам так выходит, — тяжело дыша, заявил он. — Между нами все время были те же полминуты. Я не отставал, как я и думал, но он проворнее. Он мчится, как спринтер. Он легко может обогнать меня в любую минуту, разве что помешает какая-нибудь случайность. Тут его на прыжке задержал прибой. Вот я его и нагнал. Я прыгнул сразу за ним, не дожидаясь следующей волны, а затем он пошел к финишу, и мне оставалось только пристроиться к нему в затылок.

— Так, — сказал Холл. — Но вы сделали кое-что потруднее, чем обогнать меня. В первый раз за всю историю бухты Бирса двое прыгнули на тот же выступ и в тот же промежуток между двумя волнами. Весь риск выпал на вашу долю — ведь вы прыгнули вторым.

— Мне просто повезло, — настаивал Билл.

Саксон прекратила эту борьбу великодушии. Она ударила по струнам укулеле и, вызвав всеобщий смех, затянула, подражая негритянским духовным песнопениям:

Господь ведет его дорогою греха,

Чтоб спотыкался он и падал…

После полудня Джим Хэзард и Холл пошли купаться и, нырнув в высокие валы прибоя, поплыли к отдаленным скалам, согнали с них негодующих морских львов и овладели одной из белых от пены твердынь. Билл с такой нескрываемой завистью следил за пловцами загоревшимся взором, что миссис Холл сказала:

— Отчего бы вам не провести эту зиму в Кармеле? Джим вас научит плавать при высокой волне. А он мечтает заняться с вами боксом. Он часами сидит за письменным столом, и ему необходимо поразмяться.

Лишь после заката веселая компания собрала свои котелки и сковородки, вытащила все это на дорогу и уехала. Саксон и Билл смотрели им вслед, пока те не скрылись за первым холмом, и пешие и всадники, — а затем, взявшись за руки, спустились через кусты к своей стоянке. Билл бросился на песок и потянулся.

— Кажется, никогда еще так не уставал, — заметил он, зевая. — Одно я знаю наверно: никогда еще мне не было так весело. За один такой день стоит отдать двадцать лет жизни, а то и больше.

Он протянул руку к лежавшей рядом Саксон.

— Я так гордилась тобой. Билли, — сказала она. — Я ведь никогда не видела, как ты боксируешь. И я совсем не представляла себе что это такое. Железный Человек был все время в твоей власти, а ты не допустил в борьбе ни насилия, ни жестокости. Все это видели и восхищались тобой.

— А ты, скажу тебе, была очень мила. Ты им всем очень понравилась. Даю слово, Саксон, ты пела лучше всех под свое укулеле, и женщинам очень понравилось, а это чего-нибудь да стоит!

Таков был их первый успех в обществе, и они наслаждались им.

— Мистер Холл сказал, что просматривал сборник «Из архивов прошлого», — начала Саксон, — и что моя мать настоящий поэт. Он сказал, что просто удивительно, какие замечательные люди совершили переход через прерии. И очень много говорил о тех временах и о людях, о которых я до сих пор ничего не знала. Оказывается, он прочел все о сражении при Литтл Мэдоу, у него дома есть такая книга. И когда мы вернемся в Кармел, он мне покажет ее.

— А ему в самом деле хочется, чтобы мы вернулись. Знаешь, Саксон, он дал мне письмо к одному человеку, у которого есть клочок казенной земли; этот парень — поэт и хозяйничает на небольшом участке. Мы у него сможем остановиться, и это будет очень кстати, если нас застигнут дожди. И… вот к чему я веду… Холл говорит, что у него есть хибарка; он жил в ней, пока строился его дом. Сейчас ее занимает Железный Человек, но он скоро уедет в какой-то католический колледж, он хочет стать священником, и Холл предлагает нам эту хибарку на сколько мы захотим. И он сказал еще, что я могу делать то же, что делал Железный Человек, и тем же способом заработать себе на жизнь. Холл совсем смутился, когда предлагал мне работу. Он говорит, что работа будет нерегулярная, но мы, мол, поладим. Я помогу ему сажать картофель, сказал он, а потом ужасно обозлился и заявил, что дрова колоть я не буду, это уже его специальность; видно было, что он прямо ревнует, никого к этому делу и подпустить не хочет.

— Миссис Холл говорила мне то же самое, слово в слово. Провести дождливое лето в Кармеле не так уж плохо. А затем ты бы поплавал с мистером Хэзардом.

— Выходит, мы с тобой можем устроиться, где нам только захочется,

— отозвался Билл. — Кармел — уже третье место, где нам предлагают остаться. Теперь я вижу, что не страшно уходить из города, — в деревне каждый найдет работу.

— Каждый хороший работник, — поправила его Саксон.

— Вероятно, ты права, — ответил Билл после некоторого раздумья. — Но все равно — даже дурню легче устроиться в деревне, чем в городе.

— Кто бы мог подумать, что на свете есть такие милые люди, — размышляла вслух Саксон, — даже удивительно.

— Ничего не удивительно, — пустился в рассуждения Билл, — он богач и поэт, он способен дать подножку бегуну на ирландском празднике. Этакий парень и компанию ведет только с такими же, как он сам. Либо он их всех обратил в свою веру. А уж сестрица у него — только что на морском льве не катается! И борется она здорово, она прямо создана для этой индейской борьбы. И жена у него прехорошенькая, верно?

Некоторое время они молча лежали на теплом песке. Билл первый нарушил тишину, и его слова, казалось, явились плодом глубокого размышления:

— Знаешь, Саксон, теперь мне наплевать — попаду я еще хоть раз в жизни в кино или нет.

Саксон и Билл в течение нескольких недель шли все на юг, но в конце концов вернулись обратно в Кармел. Они остановились у Хэфлера, поэта, жившего в мраморном доме, который он построил своими собственными руками. В этом причудливом жилище имелась всего одна комната, стены которой почти целиком были из белого мрамора. Хэфлер готовил себе пищу словно на бивачном костре — в громадном мраморном камине, которым он обычно пользовался для стряпни. Вдоль стен тянулись полки с книгами, и эти полки, как и остальную массивную мебель, он сделал сам из красного дерева и сам обтесал балки потолка. Саксон устроила себе уголок, отделив его одеялами. Поэт собирался уезжать в Сан-Франциско и Нью-Йорк, но задержался на денек, чтобы показать Виллу окрестности и участки казенной земли. В то утро (таксой хотела сопровождать их, но Хэфлер насмешливо заявил, что у нее ноги коротки для таких прогулок. И когда вечером мужчины вернулись, Билл чуть не падал от усталости. Он признался, что Хэфлер прямо загнал его и что с первого же часа он, Билл, бегал за ним высунув язык. Хэфлер считал, что они прошли пятьдесят пять миль.

— Да, но какие мили! — принялся объяснять Билл. — Полдня то в гору, то под гору и почти все время без дорог. А каким шагом! Он был совершенно прав, когда говорил, что у тебя ноги коротки, Саксон, ты бы и первой мили не одолела. А какие места! Мы до сих пор ничего подобного не видели!