покличем, — заверяла мать. — Теперь отцы присутствуют при родах.

— Дурная мода, — бурчал Андрей Данилович.

— Дурная не дурная, — не на шутку разошлась Клавдия Петровна. — Вот родит двойню, — и к Соломии, стоявшей поблизости: — Получится?

— Может, и получится.

Соломия родила мальчика. Старики нашли, что новорожденный похож на Миколу.

И роженица была счастлива, что свекровь, не колеблясь, приняла сторону молодых, отбросила всякие сомнения: ребенок не мог быть чужим, коль отец его признал своим, кровным.

Соломия испытывала страх за ребенка. Микола боялся за Соломию, ночью стал плохо спать. Чуть ли не каждые десять минут шепотом спрашивал:

— Ну, как?

— Все так же — спит и даже во сне не выпускает соски.

Смуглого мальчика назвали Тихоном. Старики не возражали: имя хорошее, русское.

Тревога за ребенка не улеглась, даже усилилась, когда Леха, возвращаясь из Луганска (там он занимался мелким бизнесом), заметил, как с пригородного поезда сошли два малорослых паренька явно кавказской наружности. Вещей при них не было, если не считать синей спортивной сумки, из которой выглядывало что-то похожее на биту. По дороге в Сиротино эти мелкорослые парни нагнали Зему, спросили, где тут дагестанцы арендуют кафе.

— Покажу. Будем проходить мимо. Только сейчас, ребята, ночь. В одиннадцать кафе закрывается.

— Нам нужен хозяин. Магомет Айдаев. Знаете такого?

— А кто его не знает? — похвалил на всякий случай.

На стук в дверь Магомет Айдаев вышел на крыльцо, вроде узнал своих земляков. Леха за кустом приостановился, послушал. Говорили по-русски. Кавказцы искали какую-то женщину. И Леха подумал: «Не ту ли, которую привел в свой дом Микола Перевышко?» Догадка укрепилась, когда спустя несколько дней он увидел их возле дома Перевышек, те что-то искали под забором.

Но удивление вызвали не кавказцы (как оказалось, они поселились у Айдаева), а посещение каменного карьера Миколой и его спутницей. В этот раз женщина была в мужском спортивном костюме, волосы подобраны в синюю спортивную шапочку, издали не понять: это мужчина или крупная женщина.

Судя по фигуре, это была женщина. Она смотрела куда-то вдаль. Вскоре там возник человек и поднятой рукой подал ей сигнал. Леха заметил, как из-под руки женщины последовали три вспышки. Огонь велся из оружия, по всей вероятности, с глушителем.

Вечернее солнце удлиняло тени, и Леха не сразу узнал, что на противоположном краю карьера стоял… Микола.

Леха спустился в карьер, но там уже никого не было. Даже гильзы, откуда вела огонь незнакомка, были заботливо подобраны.

На следующий день, ближе к вечеру, Леха заглянул к Перевышкам. Дома была Клавдия Петровна. Она кормила утят.

— А где молодая хозяйка? — спросил он. — Это ее обязанность — выхаживать молодняк.

Клавдия Петровна замерла с мисочкой в руках.

— Откуда у нас молодая хозяйка? — растерянно переспросила.

— Ладно, ладно, нечего прятать спортсменку.

— У нас спортсменок нет… Ну и фантазер ты, Лешенька, — мягко упрекнула его бывшая учительница.

— Не меньше, чем ваш Микола. Но его фантазии всегда можно доказать. Он дома?

— Укатил в Харьков. Три дня назад.

— Это хорошо, что я поинтересовался, а если поинтересуется следователь?

— Ему-то он зачем?

— Органы на то и существуют, чтоб люди видели, что у нас есть государство и капиталы движутся, а куда — вопрос.

— Значит, где-то и Микола движется. Будет завтра или послезавтра…

— Мне он сегодня нужен. Это в его интересах. И если не поторопится, опоздаем.

— Я жду его.

Пришлось Клавдии Петровне за гостем запереть калитку, чтобы никто посторонний случайно не заглянул, и спуститься в мастерскую.

Мастерская была заперта изнутри. На условный стук отозвался Микола:

— Сейчас выйду.

— Ты зачем-то срочно потребовался Лешке-балабону.

И когда дверь распахнулась, Клавдия Петровна с удивлением увидела: сын — не один.

— А что тебе тут интересного, дочка? Тут одни железки.

Микола по привычке поправил свой пышный чуб, виновато усмехнулся:

— От тебя, мамо, ничего не утаишь. Да будет тебе известно, к этим железкам Соломия имеет самое прямое отношение.

— Она что — и стрелять умеет?

— Умеет, мамо.

Соломия смущенно спрятала под халат свои руки, и Клавдия Петровна только сейчас заметила, что руки у невестки не совсем женские — часто прикасаются к металлу.

— Вы что-то изобретаете?

— Изобретаем, мамо, — ответил Микола.

— А что?

— Вот получим патент — покажем.

— У тебя их и так добрый десяток — вся стена в дипломах.

Когда мать ушла, а вслед за ней и Микола, Соломия достала винтовку. Ее нужно было пристрелять на полигоне, а не в мастерской. Нестандартный оптический прицел нуждался в ювелирной подгонке. И мастеру-оружейнику без мастера-стрелка никак не обойтись.

5

Как только мальчик родился, свекор сказал невестке:

— Ты, если что, мне гукни. Я с дитем обращаться умею. Хотя и было некогда, а все равно для них находил время…

— А зимой, до весны, наверное, по курортам?.. — шуткой отозвалась невестка.

— Кто тебе такое напел? Механизатор до самой посевной корячился под трактором… Конечно, кто-то курортничал, но не наш брат, сельский работяга… Да что толковать! И Клавдия тоже видела своих деток урывками.

— У нее же был декретный отпуск! — напоминала Соломия.

— Отпуск-то был, — охотно признавался Андрей Данилович, — да в те годы учителей не хватало. Их, как и агрономов, посылали на Западную Украину. А добровольцев почти не находилось. Родители отправляли своих детей, как на тот свет. Кто в школе оставался, тот работал за двоих. За двоих работала и Клавдия. В классе — сорок душ, а дома — живность. Голодной птицу не оставишь. Возвращалась в хату, когда уже луна светила, как фонарь…. Над тетрадками засыпала.

— И нельзя было найти няньку? — спрашивала Соломия.

— Деньги нужны были. На стройку… В селе первая нянька — родная бабушка… Никита и Микола росли без бабушек. Нянькой мог быть только я, а у меня — трактор… Все равно нянчил. Оба мои хлопчика выросли возле техники.

Андрей Данилович умел рассказывать о своих близнецах — пусть невестка знает, что братья с раннего детства приучены к труду, к тому же оба головастые, особенно Микола… Его и в школе хвалили, посылали на всякие олимпиады.

— Благодарю Бога, что тогда умная литература стоила копейки… Не то что теперь, — вздыхал Андрей Данилович.

Подобные разговоры были не часто, но пробуждали у невестки интерес к жизни Перевышек. Она сравнивала семью Кубиевичей с семьей Перевышек. Какие же они разные, эти две украинские семьи! Потому и выбрали дети Кубиевичей и Перевышек разные дороги.

Микола гордится своей семьей, своими родителями, своими родственниками. Они проклинали пана Бандеру. Кубиевичи, наоборот, Бандеру оплакивали, негодуя, что Германия не могла уберечь его от какого-то мстителя.