Про маму сказали, что в последний раз ее видели в Рунде три года назад, вскоре после того, как он сбежал за границу. Ей тогда сообщили, что он утонул. Первое время все и впрямь так думали. А если б он не скрыл, что он амулетчик, и не пустился вплавь через Бегону, Сонтобия Кориц никуда бы не пропала. От Рунды рукой подать до Пшорских гор… Поскольку ее потом искали, но не нашли, можно сделать вывод, что ее увели к себе пшоры.

И госпожа Хентокенц после его мнимой гибели была безутешна. И с Флаварьей он поступил чудовищно. И на любовь не способен. И саму Тавше прогневал до того, что схлопотал проклятие, – чем не доказательство его испорченности?

И нет на свете никого, кто мог бы от чистого сердца сказать ему спасибо за добро, не чувствуя никакой на него обиды: даже делая во время своих заданий что-то хорошее, он всегда проявлял заносчивость и непочтительность.

Тюремные маги воспользовались этим, чтобы заклясть цепи, которыми Дирвен был прикован за лодыжки к торчащим из стен кольцам – как объяснили, мера предосторожности, чтобы его не похитили те, кто не прочь свести с ним счеты. Вот на это самое и закляли: его ножные кандалы отомкнет сам Ферклиц (или кто-нибудь из его доверенных заместителей) – либо тот, кто сможет сказать Дирвену спасибо за доброе дело, не отягощенное какой бы то ни было обидой.

Из-за этой сволочной уловки не удалось его отсюда вытащить пробравшемуся в тюрьму агенту Ложи, который так и не сумел ничего поделать с кандалами, а потом набежала охрана, парня по-страшному избили и уволокли. На полу осталась кровавая полоса, ее затерли только на следующий день. После подумалось, что все это могло быть нарочно разыгранным спектаклем… А вдруг нет?

Однажды в камеру ворвались адепты Ктармы, заблокировали дверь изнутри и приготовились его пытать – за то страшное, что они с Эдмаром сотворили с Флаварьей, и за других ужасательниц Ктармы, убитых Дирвеном на боевых заданиях. С него собирались содрать кожу, но обошлось несколькими надрезами, охрана успела вовремя вынести дверь и спровадила опасных визитеров. Ферклиц после этого сказал, что только овдейские государственные службы смогут защитить Дирвена от мести Ктармы. Тоже смахивает на представление с целью его запугать – и тоже кто их знает. Убедишь себя, что оно понарошку, а потом окажется, что дело обстоит серьезней некуда.

И неужели мама в самом деле у пшоров? То-то маги Ложи так и не смогли ее разыскать…

Да еще попрекают его этой Хенгедой-Тамрилой, хотя она подло заманила его в ловушку и предала. Ферклиц говорит об этой шлюхе так, словно она Дирвену едва ли не нареченная невеста! Да еще, заводя о ней речь, смотрит этак выжидающе: чего, интересно, ждет? Неужели он считает, что Дирвен мог в нее влюбиться?

На душе невтерпеж тяжело, и в придачу никак не отделаться от ощущения, будто по ее закоулкам копошатся какие-то кусачие черви… Его околдовали – или это само по себе?

Он до сих пор держался на одном своем яростном, сквозь слезы, упрямстве, иначе сломался бы еще позавчера.

Господин Ферклиц, один из высших тайных магов-советников министерства благоденствия Овдейской державы, был вовсе не так невозмутим, как оно казалось измученному пленнику. Напротив, он пребывал почти в замешательстве, хотя страсть как не любил это словечко и это состояние. Не любил, но пребывал, чтоб демоны Хиалы побрали тех ларвезийских умников, которые обеспечили ему этакие палки в колеса.

Досаждало ему отнюдь не упрямство Дирвена: здесь-то все предсказуемо, все идет по плану, непрерывный нажим – и в конце концов избалованный своевольный поганец капитулирует, тогда можно будет приступить к дрессировке.

Вот здесь-то и затаился подвох. Первоначально главная роль на следующем этапе отводилась Хенгеде: высокий приворот – и мальчишка будет ее боготворить, сделает что угодно, лишь бы заслужить прощение и добиться взаимности. Девица от сей перспективы была не в восторге, но чувство долга и дисциплина взяли верх над ее неприязнью к Дирвену. К тому же чем не сладкая месть? Ведь тогда она сможет помыкать им, а он будет страдать из-за ее холодных взглядов и колкостей, будет сгорать на медленном огне и когда Хенгеда рядом, и когда она далеко, будет лезть из кожи вон, лишь бы завоевать ее одобрение.

Собственно говоря, это уже должно было начаться, да что-то не начиналось. Привороты Дирвена не брали – ни высокие, ни низкие, вообще никакие. Уже несколько раз ему давали любовные напитки, приготовленные лучшими зельеварами министерства благоденствия, а толку ноль.

Однажды в него влили лошадиную дозу, но единственным результатом этого эксперимента стал благоухающий ингредиентами зелья жидкий стул и печальная ругань функционера, выносившего за узником горшки.

Что-то защищало поганца от каких угодно любовных приворотов – но что это? Не амулет. Его дважды усыпляли и проверяли самым тщательным образом: никаких артефактов ни на нем, ни внедренных в плоть, ни замаскированных под естественные образования на коже. И не заклинание, тоже проверено-перепроверено. Тем не менее здесь явно присутствовал какой-то неведомый мощный фактор, не позволявший приворожить Дирвена ни к Хенгеде, ни к кому бы то ни было.

Ферклиц ощутил невольное уважение к своим противникам из Ложи: ничего не скажешь, профессиональная работа… Но, боги великие, что и как они сделали?!

От размышлений его оторвал секретарь:

– Ваша светлость, прошу прощения, вас спрашивают четверо отморозков. Они ожидают в приемной для посетителей.

– Что?.. – тайный советник ошеломленно откинулся на спинку кресла. – Что еще за отморозки, кто пустил их в министерство?

– Сами так представились. Говорят, что они отмороженные древние маги, и просят аудиенции у высшего руководства.

– Ну так подскажите им дорогу до ближайшего Накопителя! – раздраженно бросил Ферклиц, однако привычка ничего не выпускать из-под контроля и все доводить до конца взяла верх. – Научитесь докладывать по существу, ваш предшественник должен был вас проинструктировать. Кто это такие?

– Похожи на студентов из Суринани, ваша светлость. Маги. Одеты скверно и неопрятно, по-овдейски говорят плохо. Возможно, перебрали грибочков.

– Что ж, тогда в кутузку их, – сдержав невеселый вздох, распорядился советник. – Кураторы завтра разберутся, чьи это отморозки.

Скорее всего, мерзавцы-первокурсники. Верные сыны Ктармы, определенные в Овдейский Магический университет, со временем худо-бедно приучаются к просвещенной жизни, но поначалу и впрямь ведут себя, как последние отморозки. Приходится терпеть. Китонские дурманные грибочки, продаваемые из-под полы в злачных местах столицы, – это для них все равно что ловушка с медовой приманкой.

По учению Ктармы, мир переполнен скверной, которую надо искоренять вместе с ее носителями, но с точки зрения ктармийской молодежи зло злу рознь. Театры, балы, декольтированные платья и обтягивающие лосины, иллюстрированные книжки фривольного содержания, женщины и юнцы, которые ходят по улицам, не пряча лиц под матхавами, – это все плохая скверна, а грибочки, уносящие в дурманные дали, – хорошая скверна, побольше бы ее было! Очевидно, так они рассуждают? Или не рассуждают, а просто следуют своим побуждениям и вовсю куролесят, подвергая испытанию прославленную терпимость овдейских обывателей. Без них в стране было бы спокойнее, но никуда не денешься – ценные союзники, козырь в игре.