– Не надо страшиться меня! – разнесся по пещере шелестящий голос и несколько раз повторился эхом. – Небеса ниспослали меня, чтобы я благословил вашу любовь. То, что Господь связал однажды, не может разорвать даже Церковь!

Ангел предстал перед ними в неземном, почти прозрачном сферическом образе. Вот он заколыхался, готовый раствориться в воздухе и вернуться на небеса, и опустил меч. Движение было размытым, но легко различимым.

– Господь велик в своей любви, и она проявляет себя в любви людской! – продолжал ангел. – Дьявол бессилен против нее!

Только теперь Маргарита пришла в себя. Она упала на колени и принялась молиться.

– Святой архангел Михаил! – шептала она. – Благодарю тебя, благодарю…

– Дьявол бессилен против любви, – повторил ангел и вновь поднял меч.

Голос его стал затихать. Видение задрожало, как пламя свечи на ветру, и медленно померкло.

– Любовь… превыше… всего… – разнеслось по пещере.

Еще мгновение, и ангел исчез.

В пещере вновь стало темно; в воздухе стоял слабый запах лампового масла. Оставалось надеяться, что Маргарита этого не заметит.

– Это был ангел из моего сна! – воскликнул Иоганн. – Значит, он существует на самом деле, и он говорил с нами!

Маргарита кивнула, все еще стоя на коленях. Она вся дрожала, и по щекам ее текли слезы.

– Дьявол бессилен против любви, – повторила она. – Так он сказал. Дьявол бессилен…

Иоганн опустился на колени рядом с ней и обнял, как раньше, когда мальчишкой согревал ее холодными вечерами. Еще через некоторое время он мягко увлек ее на землю, поцеловал в губы, в шею… Пальцы его скользнули по черному монашескому одеянию.

– Любовь превыше всего, – прошептал он.

* * *

Архангел Михаил являлся им каждую неделю, а то и чаще.

Всякий раз, когда Маргарита ехала на повозке из Нойбурга в Гейдельберг, Иоганн поджидал ее среди каштанов. Они вместе отправлялись в пещеру и молились. Через некоторое время на стене появлялся ангел и говорил с ними. Он вещал о людской любви и победе Господа над дьяволом. Иногда Маргарита испуганно оглядывалась – ей казалось, что голос звучал совсем рядом. Но благодаря эху казалось, что звук доносится разом отовсюду, и это лишь усиливало впечатление божественного явления.

После того как ангел исчезал, они предавались любви.

Это не имело ничего общего с тем буйством, которому Иоганн предавался с Саломе. Влюбленные познавали друг друга с осторожностью. В детстве они не раз бывали вместе без одежды, когда купались в реке или играли в кучах сена. В последний раз это было в пещере в Шиллинговом лесу, но воспоминания об этом уже стерлись. Они с удовольствием отмечали, как изменились и созрели их тела. Иоанн игриво пробегал пальцами по белой груди Маргариты, касался ее срама, языком и губами пробовал ее соки. Маргарита понемногу тоже становилась любопытнее и требовательнее. Они прерывались лишь потому, что ее ждала келарея. Кроме того, в пещере было холодно, и кожа их покрывалась мурашками, хоть и согревал внутренний жар.

Иногда Маргарита все-таки плакала – от стыда, от страха и от радости.

– Ты и вправду уйдешь со мной? – спрашивала она шепотом, прижимаясь к нему обнаженным телом. Чтобы защититься от холода, они расстелили на земле старую медвежью шкуру и укрывались плащами. – Прочь из Гейдельберга?

– Я уйду с тобой хоть на край света, – отвечал Иоганн.

Но все оказалось не так просто, как он полагал вначале. Если Маргарита покинет монастырь, муж наверняка будет ее разыскивать. Кроме того, Иоганна ждали испытания на степень магистра. По крайней мере, эту ступень он хотел преодолеть здесь, в Гейдельберге. Будучи магистром, Иоганн мог отправиться с Маргаритой в любой город и там получить место секретаря, учителя или доцента. Он мог бы доктором и прославленным ученым, возможно, таким же знаменитым, как Конрад Цельтис. Почтенный доктор Иоганн Фаустус!..

Иногда ему казалось, что с ангелом стоило все-таки повременить. Он не знал, долго ли еще сможет продолжать этот спектакль. Валентин, по всей видимости, что-то подозревал, Иоганн видел это по его глазам. Не так уж просто было каждый раз вытаскивать латерну магику из сарая, тащить ее в пещеру и собирать. Рано или поздно однокашник что-нибудь да заметит…

– Что с тобой? – спросила Маргарита и провела пальцем по его губам. – Ты о чем-то думаешь, признайся! Я хоть и не вижу тебя в темноте, но чувствую, что ты опять над чем-то размышляешь.

Иоганн рассмеялся.

– Я же Иоганн Фаустус, не забывай об этом. Я всегда размышляю… – Он театрально вздохнул. – Ах, две души живут в больной груди моей!

Оставалось надеяться, что Маргарита не заметит, как неуверенно звучит его голос.

Она поднялась. В темноте ее глаза сверкали как звезды в ночи.

– И когда мы будем вместе – об этом ты тоже раздумываешь?

Иоганн жадно поцеловал ее. Ему хотелось всю ее объять губами.

– Когда я с тобой, я не хочу ни о чем думать, мне нет в этом нужды. Ты – мое лекарство, Маргарита, снадобье посильнее любого териака.

Теперь уж рассмеялась и Маргарита.

– Такие мысли мне по душе!

Он снова поцеловал ее, и они набросились друг на друга.

Иоганн проживал лучшие дни в своей жизни. Но, хоть ему и не хотелось сознавать этого, он чувствовал, что счастье их продлится недолго.

* * *

В середине июня Конрад Цельтис вновь пригласил Иоганна к себе. Они не виделись уже довольно долго. Ученый был в разъездах, в Дрездене и в Майнце, а Иоганн целиком сосредоточился на занятиях. Ему хотелось как можно скорее стать магистром, чтобы вместе с Маргаритой покинуть наконец Гейдельберг.

Цельтис, как обычно, принял его в своей убогой комнате. Теперь там стоял еще и стол, заваленный книгами и пергаментными свитками. Но Иоганн так и не припомнил, чтобы ему хоть раз попалось на глаза что-то из еды или питья. Казалось, прославленный ученый жил на одной лишь литературе и чернилах.

– Ну? – спросил Цельтис, когда они устроились перед камином. – Как твои успехи? Все хорошо?

Иоганн кивнул.

– Я почти закончил с трудами Плутарха, и математические формулы Архимеда не составляют для меня трудности. Пока еще тяжело даются киренаики. Аристиппа из Кирены, Арета, Феодор…

Цельтис махнул рукой.

– Киренаиков на экзаменах почти не касаются, потому как доктора сами их не понимают. Видимо, удовольствие им чуждо, хотя киренаики понимали под ним лишь размеренность в устремлениях. – Он рассмеялся. – Все равно уровень учителей в Гейдельберге оставляет желать лучшего, как ты, наверное, и сам убедился. За исключением, разумеется, моего старого друга Йодокуса.

Иоганн не понимал, к чему Цельтис затеял этот разговор, и потому лишь вопросительно посмотрел на него. После той своей выходки во время приема он старался воздерживаться от излишней критики – хотя порой что-нибудь да срывалось с языка.