Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В наших школах до сих пор обычно говорят, что разум Данте использовал во время путешествия с Вергилием, а потом взамен ему явилась благодать. Но Данте говорит, что он «вооружал всем знаньем разум», он использовал свой разум до самой последней терцины последней песни «Рая», пред лицом Бога, когда, познав Троицу, познав Тайну, познав все, он задает последний вопрос, потому что должен понять еще что-то. Разум и вера не перестают никогда вопрошать друг друга, просвещать друг друга, прояснять друг друга, как это выразил блаженный Августин в латинской формуле «intelligo ut credam» (понимаю, чтобы верить, верю, чтобы понимать).
И вот апостол Петр начинает спрашивать Данте. Первый вопрос:
[ «Если ты христианин, скажи, что такое вера?»
Заслышав вопрос, я поднял голову и устремил взгляд на обратившийся ко мне луч света.]
[ «Затем я повернулся к Беатриче (именно Беатриче дает Данте разрешение говорить), и она мне дала „поспешный знак“, чтобы я изложил свои мысли». Данте начинает свой ответ, призывая благодать Божию.]
[Благодатью дан мне шанс рассказать о своей вере перед лицом святого Петра, первоверховного апостола («первоборца» — в итальянском тексте употреблено слово, которое использовалось для старейших военачальников римских центурий). Пусть же благодать поможет мне хорошо и понятно изложить свои мысли.]
[как написал своим пером правдивым в своих посланиях, полных истины, твой возлюбленный брат (конечно, имеется в виду брат во Христе) апостол Павел, который помог тебе наставить Рим на верный путь («идти путем неверным Риму не дал»)]:
В комментариях к «Комедии» обычно пишут, что «чаемые вещи» — это то, на что люди надеются после смерти: рай, вечное блаженство и т. д. Но в нашем прочтении поэмы «чаемые вещи» имеют гораздо более простой, непосредственный смысл: это то, что перед нами, реальность. «Чаемые» они потому, что мы надеемся их достичь, они нас к себе влекут. В словах «чаемые вещи», мне кажется, заключена та динамика, в которой мы столько раз говорили. Человек рождается, открывает глаза и бьется головой о реальность, или же можно сказать, что реальность на него набрасывается через все пять органов чувств и вспыхивает, как искра. Сущность вещей привлекает его сердце, обуславливает его движение, его разум, его чувства.
В этой динамике вера — это способность человека не останавливаться на поверхностном уровне «чаемых вещей», вожделенных объектов, но чувствовать необходимость преодолеть внешнее; вера — это способность узнавать «основу», то, что лежит в основании, под уровнем видимого, то, что неявно. Таким образом, вера — это, прежде всего, узнавание основ, истоков того, к чему человека влечет. А еще это «довод для того, что нам незримо». «Довод» в языке философов того времени — это рассуждение, череда логических умозаключений, которые приводят к узнаванию сущности незримых вещей, неощутимых с помощью органов чувств. В этом, заключает Данте, «сущность» веры, ее природа.
Это сложная терцина. Для того, чтобы ее понять, надо знать язык средневековой философии. В сущности, апостол Петр отвечает: «Молодец, ты все хорошо сказал. А теперь посмотрим, ты просто вызубрил определение или понял его на самом деле».
Действительно, Данте излагает каноническое определение веры, вначале данное апостолом Павлом, а впоследствии развитое святым Фомой Аквинским[235]. Именно последний подразумевается под местоимением «он» в стихе «им как основа и как довод мнима». Во времена Данте Фому можно было даже не упоминать, все и так понимали, о ком идет речь.
Данте, призванный к более личному ответу, продолжает: истина всего, сущность вещей, которая здесь явственна, от взгляда людей там (то есть на земле) сокрыта (ее невозможно познать зрением, слухом и другими чувствами). Поэтому можно утверждать, что познать «их бытие» (сущность вещей) удается только при помощи веры. При этом следует подчеркнуть, что вера — это способ рассуждения, способ познания: то, что в раю явлено непосредственно и можно потрогать рукой, на земле познается верой. Но как бы то ни было, познается: не выдумывается, не изобретается из ничего, а познается верой. Об этом говорит святой Фома: «Вера есть навык ума, благодаря которому начинает в нас быть жизнь вечная, обусловливающая согласие ума на то, что невидимо»[236]. Именно на такой вере, на познании верой, основывается «упованье» — способность определять истинную меру вещей, сущность вещей. Именно она запускает наше самое высокое устремление, надежду однажды увидеть то, как на самом деле все устроено, надежду на рай. Вера становится «в полной мере» основой благодаря своей способности познавать основы всего.
[Исходя из такой веры, из рассудительной веры, мы можем «умозаключить», что даже там, «где знание невластно», где мы не можем положиться на свои органы чувств, есть возможность познания Истины. Размышлять, составлять разрозненные части возможно и без иного зрения, но просто осознав невидимое основание видимых вещей. Именно поэтому веру «доводом нельзя не звать», то есть нельзя не называть ее тем положением, которое дает возможность рассуждения («умозаключать»), возможность мысли.]