факт, что именно из-за домашнего насилия столько семей оказываются на улице. Мы не можем успешно бороться с неравенством в образовании или с бедностью, не обратившись к проблеме домашнего насилия, которая часто оказывается их основной причиной. Я думаю о сравнительно небольшом бюджете, который выделяется на внедрение Закона об искоренении насилия в отношении женщин по сравнению с другими расходами правительства, и вспоминаю решение Розенталь: «Вкладывать деньги во всё». Речь не о том, чтобы бросаться деньгами направо и налево. Однако в наших решениях необходимо учитывать сложную взаимосвязь, с помощью которой домашнее насилие дает толчок к возникновению многих других проблем.

Розенталь говорит, что движение #MeToo – свидетельство прогресса. По мнению Линн, оно не пришло из ниоткуда. Нынешний период широкой известности #MeToo напоминает Розенталь о суде над О'Джеем Симпсоном – времени, когда о домашнем насилии внезапно заговорили по всей стране. Эти разговоры породили изменения: существенные, революционные, важные, о многих из которых я написала в этой книге. «Фундамент #MeToo закладывался очень много лет. Столько людей говорили на эту тему, и внезапно условия для появления движения сошлись», – говорит Розенталь.

Дэвид Адамс тоже чувствует уникальность нашего времени. «Всё это обескураживает, – поделился он со мной, – но я думаю, что #MeToo придало молодым людям сил… И сейчас мобилизует все больше и больше людей, особенно женщин и представителей меньшинств».

Все время работы журналистом я не уставала поражаться, как часто столь небольшие, на первый взгляд, изменения могут иметь решающее значение: жизнь или смерть, верный выбор или ошибка. Упаковка памперсов и деньги на продукты, ламинированный охранный ордер, а не бумажка, суд, назначенный после обеда, а не ранним утром, поездка к жертве домой, а не ожидание ее приезда, шаг назад вместо шага навстречу во время спора. Если бы меня попросили описать весь меняющийся мир борьбы с домашним насилием всего одним словом, идеей, которая всё изменила, то этим словом стало бы «взаимодействие». Конечно, речь о взаимодействии между органами власти, но, помимо этого процветает взаимодействие политических идеологий и программ, людей, систем и научных дисциплин. Множество изменений, которые я увидела, путешествуя по стране, сводились к этой идее. У команд высокого риска, центров семейного правосудия, профилактики рукоприкладства, судебных инициатив, групп по обзору смертельных случаев домашнего насилия, полицейских протоколов и всех остальных программ есть один общий и абсолютно бесплатный ресурс: взаимодействие.

В тот вечер, когда я пришла пообщаться с сотрудником горячей линии DC Safe, на телефоне дежурила женщина. Назовем ее Наоми[161]. Как и у многих коллег, ее график – четыре десятичасовых ночных смены в неделю. И, как и многие люди, работающие в сфере борьбы с домашним насилием по стране, Наоми сначала столкнулась с насилием у себя дома. В детстве Наоми с матерью кочевали из дома в убежище и обратно. Когда девушка подросла, она стала добровольцем в убежище, где когда-то жила вместе с матерью. Некоторые правозащитники помнят ее еще ребенком.

Сейчас Наоми сидит в кабинке в штаб-квартире DC Safe. На стене цитаты из книги: Следующего раза для нее не будет. Люблю, чтобы выжить. Любовь ранит. Первый звонок от полицейского: внук потерпевшей пришел домой под наркотиками, взял стул и бил им об стену, пока тот не разлетелся на куски. Подобное происходит не в первый раз. Полицейский диктует даты рождения, номера телефонов, имена бабушки и внука, кратко описывает инцидент. Нао ми заносит всё это в базу данных. Наоми (или любой другой сотрудник) помечает случаи высокого риска специальными флажками, чтобы правозащитники дневной смены завтра предприняли дальнейшие необходимые шаги. Разговор с полицейским продлился всего несколько минут (если инцидент не слишком серьезный, полицейский может дождаться конца смены, и только тогда позвонить на горячую линию). Через несколько минут Наоми звонит бабушке, назовем ее Ирма, и представляется. «Я звоню, чтобы узнать, хотите ли вы оформить охранный ордер», – сообщает Наоми.

Ирма рассказывает, что полгода назад пыталась получить ордер на запрет на приближение, но ей объяснили, что это возможно только в случае, если внук действительно ведет себя агрессивно. «Я бы хотела, чтобы ему помогли, – добавляет Ирма, – может быть, выселили, ведь у него какие-то проблемы. Я не знаю, как всё это работает».

Наоми считает, что ситуация, похоже, обостряется, и значит, на этот раз Ирме могут предоставить запрет на приближение, и DC Safe может помочь его оформить. Для этого женщине нужно прийти в офис DC Safe в понедельник утром. В Вашингтоне, округ Колумбия, есть два специализированных суда по делам о домашнем насилии, в которых ежегодно заседают судьи.

«Я хотела дать ему шанс, – говорит Ирма, – понять, в чем же дело, почему он так злится».

«Похоже, это не очень работает», – замечает Наоми.

«Да, вы правы. Придется пойти на более серьезные меры».

«Если ордер выпишут, он должен будет освободить жилье», – объясняет Наоми. «Вы также можете обязать внука посещать консультации врача-нарколога или психолога. Учитывая обстоятельства, судья удовлетворит ваш запрос». Наоми рассказывает, куда Ирме идти в понедельник, что говорить на месте. Советует взять с собой книгу и перекус, быть готовой подождать несколько часов. «Представитель Федеральной прокуратуры должен будет убедиться, что вы не изменили своего намерения выдвинуть обвинения, – продолжает девушка, – вы должны удостовериться, что телефон включен, и звук стоит на максимуме. Они звонят один раз и голосовых сообщений не оставляют. Время звонка – с восьми утра до двенадцати дня».

В Вашингтоне действует необычный охранный ордер, который позволяет абьюзеру поддерживать контакт с жертвой, выполнять свои родительские обязанности и иногда даже проживать с потерпевшей под одной крышей. Ордер называется HATS, что расшифровывается как «нет травле, издевательствам, угрозам и сталкингу». Но жертва и мучитель остаются в одном доме. У этого охранного ордера есть очевидные недостатки, но в таком городе, как Вашингтон, где главной проблемой любой службы социальной помощи можно считать отсутствие доступного жилья[162], этот ордер помогает создать то, что Наоми называет «линией на песке, наличие которой говорит о серьезности намерений жертвы. Это – предупреждение». Часто жертвы не хотят, чтобы абьюзер освобождал помещение. Они могут нуждаться в финансовой поддержке и помощи в уходе за детьми. «Клиенты часто говорят что-нибудь вроде: “У нас общие дети. Общий бюджет. Я не могу его выгнать”. А на такой ордер они подадут с большей вероятностью».

Время идет, телефон то и дело звонит. Большинство звонящих сообщают об инцидентах со сравнительно низким уровнем жестокости, как в случае Ирмы и ее внука. Пустые кабинки приглушают звук звонка. Я и не ожидала, что ночи в офисе