Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После великой левосторонней войны две культуры совершили переход. Всё ещё есть разделение на естественные и гуманитарные науки, однако на гуманитарной стороне улицы победитель (а именно – постмодернистские межсубъективисты) рассматривает все модернистские гуманитарные подходы (феноменологию, экзистенциализм и интроспекцию) как часть модернистских наук (от теории систем до теорий хаоса и сложности), поскольку их всех на самом деле объединяет миф о данном, философия субъекта и глубоко монологическая методология. В этих крайне специфических областях субъективисты и научные материалисты были кусками одного методологического пирога.
И действительно, так и есть. А коль скоро субъективисты (от исследователей духовности до буддистов, сторонников новой парадигмы, медитатирующих и исследователей созерцания) – это все те подходы, которые катастрофически провалили задачу приведения себя в соответствие с концепциями межсубъективистов, и коль скоро межсубъективисты стоят во главе второй культуры гуманитарных наук, то все исследования духовности оказались изгнаны из серьёзных академических исследований любого рода. Будучи отринутыми модернистской наукой по причине своей направленности на внутренние измерения и отвергнутыми постмодернистскими гуманитарными науками по причине того, что они разделяют с естественными науками монологическую методологию, духовные исследования практически были объявлены умершими перед лицом западной академической культуры.[92]
Приведённые ниже книги являются трудами, которые в наибольшей степени способствовали их гибели благодаря тому, что в них не приводилось никакого понимания или хотя бы знакомства с этой Великой Войной, в которой сражались и выиграли межсубъективисты. Эти книги считают, что величайшая битва была, скажем, между Уильямом Джеймсом и научным материализмом, тогда как в действительности они были союзниками в этой войне. Тот факт, что эти книги не способны хотя бы поведать вам, почему так произошло, демонстрирует, насколько безнадёжно невежественными являются книги по «новой парадигме» и «новому мистицизму», да будут они благословенны.
Маргарет Уитли, «Лидерство и новая наука: открытие порядка в мире хаоса» (Margaret Wheatley, «Leadership and the new science: Discovering order in a chaotic world»). Применение (монологической) теории сложных систем к бизнесу. Теории хаоса и сложных систем в качестве «новой науки» – это, разумеется, довольно новый подход, но он всё ещё остаётся монологическим до мозга костей. Расширение понимания монологических систем не снимает монологизма, а добавляет его. Именно это столь легко упустить из виду: применение теории систем, поскольку она кажется включающей и холистической, в лучшем случае открывает лишь половину необходимой картины – оно расширяет наши модели до включения всего мира квадрантов правой стороны, но не расширяет модели для того, чтобы включать открытия из левостороннего мира. Именно поэтому опираться на теорию систем – значит практиковать тонкий редукционизм, и этот факт вносит окончательную путаницу в стан системных теоретиков. Ту же самую ошибку мы наблюдаем, когда такие организации, как Институт Шамбалы, приравнивают свой расширенный системный подход к дхармакайе (или недвойственному Духу) по одной лишь причине, что он расширен, – но столь же расширен и миф о данном, скрытый в этом подходе. И проповедь расширенных мифов, по общему мнению, не является частью Просветления.
Эдгар Морен, «Родина Земля: манифест нового тысячелетия» (Edgar Morin, «Homeland Earth: A manifesto for the new millennium»). Морен во многом является замечательным автором, но он упускает из виду основное интегральное послание: он пытается прийти к изумрудному/бирюзовому «unitas multiplex» («единству-в-разнообразии»), но, по сути, остаётся модернистом, предпринимающим попытку зелёного включения. Его труд «La méthode» был написан до постмодернистской революции и в глубине своей представляет метарасширение монологической научной методологии в новых, более инклюзивных (и остающихся при этом монологическими) областях. Другими словами, настоящее понимание межсубъективности отсутствует в его работах практически полностью. Помимо этого, он оказывается неспособен понять предписательную природу знания 1-го, 2-го и 3-го лица, так что его «интегральная» мысль в лучшем случае являет собой всего лишь 3-л × 1-л × 3л. (Именно по этой причине Морен является любимым автором теоретиков «парадигмы-415».) Таким образом, он будет со всей страстью и размахом придерживаться мнения, что вам необходимо включать такие вещи, как искусство, мораль и науку, или благо, истинное и прекрасное, – что чудесно, – но затем полностью упустит из виду природу предписаний, необходимых для проявления этих измерений, без чего остаётся лишь тонкий редукционизм ужасающего империализма. Иной способ выразить эту мысль состоит в том, что он в основе своей 3-л (1-л + 2-л + 3-л) – то есть, он включает такие вещи, как искусство и мораль, но только в 3-л или метамонологическом охвате без включения их собственных действительных предписаний в своё «единство». Что и вправду является тонким редукционизмом империализма.
А. Х. Алмаас (псевдоним А. Хамида Али), «Внутреннее путешествие домой: постижение душой единства реальности» (A. H. Almaas, «The inner journey home: The soul’s realization of the unity of reality»). Хамид – один из лучших современных метапсихологов. Я большой его поклонник и очень люблю его труды. Но их можно было бы привести в соответствие с современными стандартами, добавив более точное понимание постмодернистских течений. Остатки того, что он опирается на архетипы, метафизику, сущность, аспекты и гуссерлевскую феноменологию (где всё является монологическими подходами, заражёнными мифом о данном, даже пусть это и «трансперсональное данное»), можно легко преодолеть без какого-либо вмешательства в стержневые идеи его трудов.
Байрон Кэти, «Любить то, что есть: четыре вопроса, которые могут изменить твою жизнь» (Byron Katie, «Loving what is: Four questions that can change your life»). Я включил сюда эту книгу, потому что это хороший пример замечательной новой системы техник для развития духовного интеллекта и начального переживания причинной пустотности. Но из-за того, что нет понимания (и, как следствие, происходит имплицитное принятие) мифа о данном, этот труд позволяет постмодернистам полностью его отвергать, что прискорбно: им бы пригодилось применение на практике того, что автор предлагает, не говоря уже о Хамиде и остальных авторах, здесь критикуемых.
Фритьоф Капра, «Паутина жизни: новое научное понимание живых систем» (Fritjof Capra, «The web of life: A new scientific understanding of living systems»). Капра убеждён в том, что основная проблема мира состоит в том, что он не понимает теории динамических систем и сложности. (Если бы Саддам Хусейн смог научиться теории динамической сложности, вместо того, чтобы тратить столь много времени на изучение ньютоно-картезианской парадигмы, мир был бы куда лучше!) Но основная внутренняя проблема мира в том, что 70 % его населения находятся на этноцентрическом уровне и ниже, что не доходит даже до того уровня, на котором появляется способность принять ньютоно-картезианскую парадигму. И затем, когда приблизительно 10 % населения мира достигает зелёной высоты, на которой они могли бы начать понимать теорию сложности, Капра желал бы, чтобы эти 10 % подписались под монологической теорией систем, всецело лишённой внутренних квадрантов (как самостоятельных измерений) и особенно страдающей от нехватки зон 2 и 4, которые невозможно засечь при помощи его научных методологий. Это классический тонкий редукционизм флатландии, расширяющий миф о данном в новые территории, тем самым распространяя ложь в новые и более обширные области.