Четвертое и последнее – еще оставалось время, чтобы уладить некоторые нерешенные идеологические вопросы. Это было необходимо, потому что пара явных помех в споре требовала превратить слова Иисуса в Евангелии от Матфея в оправдательный документ для папских полномочий в том виде, в котором они существуют сейчас. Требовалось прежде всего принять тот факт, что власть, дарованная святому Петру, могла быть передана его наследникам, а не являлась даром лично ему как человеку. Затем нужно было выдвинуть убедительные доводы в пользу того, что наследником святого Петра являлся нынешний епископ Римский, потому что тот был первым епископом Римским, даже если Евангелия или Деяния апостолов – главные древние христианские тексты – ничего не говорили об этом. Но истинные верующие никогда не позволяли отсутствию подлинного документального подтверждения встать на пути того, что они считали правильным, и, как и ожидалось, пробелы в рассказе о святом Петре были тщательно восполнены. В какой-то момент ключевой текст, известный как «Признания Климента», написал изначально на греческом языке, а затем приблизительно в 400 г. перевел на латинский христианский ученый монах по имени Руфин. Текст претендовал на то, чтобы быть письмом папы римского Климента I Иакову – брату Иисуса и главе церкви в Иерусалиме. В нем Климент рассказывал Иакову о том, как его обратил в христианство и обучил святой Петр и как – вот оно! – Петр передал ему свою уникальную религиозную власть, назвав его своим преемником на посту епископа Рима. Оба идеологических пробела заполнили одним текстом. Климента избрали объектом фальсификации, очевидно, из-за того подлинного письма к коринфянам, о котором уже было широко известно. Просто на всякий случай папа римский Лев I в следующем поколении продемонстрировал, что все это было полностью в соответствии с римским законом о наследовании, и круг замкнулся. Тем временем – на тот случай, если одного апостола окажется недостаточным, – папа римский Дамас I в 382 г. приказал местному римскому синоду объявить о том, что римская церковь не похожа ни на какую другую христианскую общину, потому что она была основана двумя апостолами – святыми Петром и Павлом, тем самым добавив еще и струну к луку единственности папской власти[257].

Пока все хорошо. Во всех этих сферах папская власть сумела использовать волнующие возможности, которые открылись для нее после обращения в христианство императора Константина, чтобы укрепить свои притязания на весь христианский мир. Но римская церковь являлась не единственной христианской церковью в городе, и, если вы окинете более широким взглядом все модели христианской религиозной власти в позднеримском мире, положение епископа Римского начинает выглядеть явно менее впечатляющим. Давайте разбирать конкретно. Митрополитские полномочия, которые папство получило в этом городе и его окрестностях, а именно в тех самых субурбикарных провинциях, которые давно уже считались объектом административной компетенции римского городского префекта, были не более чем полномочиями, которые теперь осуществлял епископ любой провинциальной столицы. Здесь нет ничего уникального[258].

Издание декреталий, напротив, являлось уникальной прерогативой пап, но важность этой деятельности в построении общей папской власти не следует преувеличивать. Во-первых, декреталии, как и императорские рескрипты, издавали только в том случае, если кто-нибудь задавал оригинальный вопрос. В период расцвета имперской системы, например, мы знаем, что императоры выпускали по пять рескриптов в день. И даже если – по современным юридическим меркам – императорам дать немного времени на отдых, то они все равно выдавали на-гора несколько сотен рескриптов в год. В начале VI в. Дионисий Эксигус – знаменитый Денис Маленький, собрание сочинений которого является первичным источником большей части наших знаний о папской деятельности по изданию декреталий, смог найти только сорок один образец за почти двести лет, отделяющих его время от времени обращения Константина в христианство. Это наводит на мысль о том, что потребность в получении консультации папы еще не стала регулярной в западной церкви. Имелась и еще одна проблема. В своих ответах папы часто подчеркивали, что те авторитетны, официально обоснованны и поэтому влекут за собой полное послушание. Но у них не было механизма принуждения. Если папа давал ответ, которому не повиновались, сам он ничего не мог сделать. In extremis иногда даже требовалась поддержка императора, как в 445 г., когда папа Лев I получил императорское постановление в поддержку своей собственной точки зрения в ссоре с епископом Иларием Арльским[259].

Но даже это не последняя плохая новость. Христиане в позднеримскую эпоху с радостью признали, что Рим – совершенно особое место, но не единственное в своем роде, так как и другие раннехристианские общины тоже были основаны учениками Христа. Шестой Никейский канон назвал церкви Антиохии и Александрии апостольскими образованиями наряду с Римом, а седьмой канон добавил к этому списку Иерусалим. В 381 г. к ним присоединился Константинополь, объявленный (что неудивительно, на соборе, проводимом там же) Новым Римом, и с той поры его следовало считать во всех отношениях равным Старому Риму. Поэтому к 380-м гг. появилась классическая позднеримская модель, состоявшая не из одной епархии, обладавшей уникальным авторитетом, а из пяти христианских патриархий, равных по высокому положению. Следовательно, христианская ортодоксальность должна была – в идеале – быть охарактеризована, как и все то, что все пять патриархов считали истинным. В этом контексте «Признания Климента» и подчеркивание Дамасом того факта, что римская церковь была основана двумя апостолами, стали частью отчаянной попытки отделить Римскую епархию от остальных епархий, готовых признать ее равной себе, но не веривших в римскую уникальность[260]. И даже если этого оказывалось мало, патриархов все равно затмевал еще один источник христианской религиозной власти – император.

Здесь стоит вспомнить перечень функций, который в настоящее время определяет папу как корпоративного руководителя римской католической общины: окончательное регулирование вопросов, составляющих ортодоксальную веру; определение и проведение в жизнь стандартов христианской практики для духовенства и мирян; составление церковных законов и контроль над назначениями на высшие церковные посты. Если проанализировать все позднеримские источники на предмет этого перечня (а не просто фокусироваться на папской власти), то быстро становится очевидным, что действующей главой христианской церкви в это время был фактически император.