– Какой сегодня день? – спросило чудовище.

– Что?

– Дата. Какая сегодня дата?

– Третье октября, – сказал Эверетт.

– А год какой?

– Две тысячи двенадцатый.

Гуманоид улыбнулся.

– Эверетт, если ты спрячешь револьвер и выведешь меня отсюда, я спасу твоего отца, после того как спасу своего.

Сидя в машине, он смотрел, как они выходят из Мэндфилдского музея электро– и робототехники. Половинка идеальной семьи. Мальчик уцепился за отцовскую руку, оба шагают к желтому «жуку» – и навстречу беде. Он помнил эти мгновения. Последние по-настоящему добрые воспоминания об отце, их последний маленький праздник. Таннер помнил, с каким восторгом слушал рассказ старого музейщика, доносящийся из древнего ларингофона, как будто дедушка сам был роботом. Это было тем самым вечером, с которого все покатилось в пропасть.

– Готовы? – спросил Эверетт. Он сидел за рулем «рэббита».

– Да, – сказал Таннер.

– Хотите, я пойду с вами?

– Нет. Я должен сделать это один. Я недолго. – Таннер взял картонную коробку с заднего сиденья и вышел.

Дэвид заметил его издалека. Мальчиком Таннер не осознавал этого, но теперь понимал: отец всегда был настороже, каждую минуту готовился защищать его от всех напастей мира. В глазах отца, когда тот повернулся к нему, Таннер прочел вопрос: Ты не враг моему ребенку?

Четырехлетний Таннер забрался на свое сиденье в машине. А сорокалетний Таннер подошел к Дэвиду вплотную.

– Здравствуйте, – сказал Дэвид.

– Здравствуйте, Дэвид, – сказал Таннер.

– Простите, мы знакомы?

– Я здесь не для того, чтобы вас пугать, но мне нужно, чтобы вы выслушали меня. Вы сейчас собирались позвонить вашему издателю и сообщить, что напишете последнюю главу вашей новой книги. Хочу вас попросить не делать этого. Пока не делать.

Дэвид застыл. В уголках губ заиграла улыбка.

– А вы кто? – весело спросил он – И в чем дело?

Таннер вручил отцу картонную коробку.

– Что это? – спросил Дэвид.

– Неоконченная книга. Или, по крайней мере, книга без эпилога.

Дэвид открыл коробку.

– Слушайте, я не читаю самотечные рукописи… – начал он, но осекся, взглянув на титульный лист, где значилось: Старик с Примроуз-лейн. – Вы это написали? – спросил он.

– Нет.

– Тогда кто?

– Почитайте, – сказал Таннер. – Это все объяснит – лучше чем я. Я вернусь через месяц, и мы поговорим. Пока просто почитайте. И я вас очень прошу – не звоните издателю сегодня.

Четырехлетний мальчик постучал в окно. Он помахал незнакомцу:

– Здрасте, дядя!

– Привет, малыш, – сказал Таннер. Он улыбнулся самому себе. Этого он не помнил. Случилось то, чего не случалось раньше. Добрый знак?

Таннер развернулся и пошел прочь, так и оставив Дэвида в растерянности.

8 октября 2012 года Райли Тримбл вернулся в свою одиночную камеру в конце коридора в лечебнице Святого Себастьяна для психически больных преступников. Он ждал санитара с таблетками.

Бизл приказал ему ждать здесь, в этом медицинско-оздоровительном аду. Прошло уже четыре года. С таким же успехом он мог бы сидеть в тюрьме. Сколько еще ждать возвращения Дэвида?

– Добрый вечер, – сказал мужчина в белой униформе, войдя в комнату Тримбла и закрыв дверь.

– Где Салли? – спросил Тримбл.

– Заболел, – ответил мужчина в белом.

– Как тебя зовут?

– Таннер, – сказал мужчина.

– Привет, Таннер.

– Привет, Райли.

* * *

Следующим утром Синди Ноттингем за спартанским завтраком просматривала «Бикон джорнал» в поисках темы для блога. На глаза попалась заметка Фила Макинтайра: «Райли Тримбл скончался в больнице».

От передозировки, как утверждалось. Тримбл каким-то образом ухитрился закинуть в себя полный пузырек ривертина. Надо бы спросить об этом Дэвида. Разговаривать он с ней, конечно, не станет, но чего бы не потрепать его имя еще разок.

В дверь постучали. Синди аж подпрыгнула – гости у нее бывали редко, а в такой ранний час вообще никогда. Она отложила газету, подошла к двери, поглядела в щелку. На пороге стоял молодой человек в белой рубашке поло.

– Здравствуйте, – сказала она.

– Здравствуйте, мисс Ноттингем. Меня зовут Эверетт Бликни. Я представляю человека, который готов заплатить вам за одно журналистское задание.

– Серьезно?

– Серьезно.

Синди открыла дверь пошире.

– Кто он?

– Не могу назвать. Анонимный ценитель вашего таланта, желающий, чтобы таковой распространился и на другие области.

– Это какие же?

– На какие угодно, но не здесь.

– Не понимаю.

– Говоря попросту, мисс, мой хозяин жаждет заплатить вам пятьсот тысяч долларов, чтобы вы уехали из Акрона и никогда больше не возвращались. Он хочет, чтобы свой блог вы писали где-нибудь еще.

* * *

21 октября детектив Том Сэкетт и Дэн Ларки получили каждый по конверту с надписанным от руки адресом.

Внутри каждый обнаружил три фотографии. Школьные снимки Элейн О’Доннелл, Кэти Кинан и незнакомой им девочки по имени Эрин Макнайт. Верхний правый угол на каждой обведен кружком. В приложенном письме вопрос: «Кто такой Дин Галт?»

К полудню следующего дня они собрали достаточно косвенных улик, чтобы получить ордер на обыск фотостудии и дома Галтов. В студии они нашли храм поклонения рыжим девочкам. В доме – коллекцию детской порнографии и сережку, которую Галт снял с уха убитой Элейн – особенно важное обличительное доказательство, поскольку о пропаже сережки прессе не рассказывали. В коробке в платяном шкафу обнаружили револьвер – позже баллистическая экспертиза определила, что именно из него была выпущена пуля, извлеченная из тела Старика с Примроузлейн.

Никто так и не установил связи между смертью Элизабет и покушением на убийство Старика с Примроуз-лейн. Но Галт отправился в тюрьму и уже из нее не вышел.

* * *

19 октября сорокалетний Таннер с отцом сидели за бутылочкой «Джонни Уокер Блэк» на террасе дома в Палисейдс, а четырехлетний Таннер спал в своей комнате.

– Не понимаю, почему ты просто не вернулся в 2008-й и не остановил Галта, чтобы он не стрелял в Старика с Примроуз-лейн и не убивал твою мать? – спросил Дэвид. Обвинения в его голосе не было. – И если на то пошло, почему ты не отправился еще дальше, чтобы не дать ему похитить Элейн?