губки алые, глаза синие, будто омуты… А в тихом омуте черти водятся. Там, как в матрешке, семь бед, одна в одной, врагу уготовлено.

Я молчал. Скорее ошарашенный, чем согласный.

Тем временем Степанида Егоровна не уставала гнуть свою ломаную линию.

— И в этом равнобедренном треугольнике, милый мой, ты не гипотенуза!

Если бабушка пыталась меня запутать, то это у нее получилось.

— А что? — опешил я.— Перпендикуляр?

— Ты, Антоша, точка пересечения биссектрис. Прямо говоря, ты есть самая главная ведьма в центре тяжести треугольника. Вон сколько списанных людей оживил, меня тоже, — она перешла на ласковый тон. — Ты уж постарайся, а? Мне ведь не для баловства, мне для дела надобно.

Логические построения Степаниды Егоровны, основанные на кружевах геометрии, должны были поднять моё самомнение на высшую точку треугольника. Только что за радость от ложных гипотез и раздутых гипотенуз? С одной стороны, я никогда не скрывал свою симпатию к человеческим женщинам. Они мягки, приятны на ощупь и хорошо пахнут. С другой стороны, сейчас бабушка явно перегнула палку. Будучи стойким на панегирики, я отдавал себе отчет: в очередной чужой план меня уже вписали.

А Трубилин вдруг потерял интерес к беседе. Он отвернулся и там, как мне показалось, принялся беззвучно рыдать и всхлипывать.

— Короче, — резюмировала она, — сегодня в шесть вечера проводим следственный эксперимент.

Последняя фраза прозвучала приказом. Хочешь не хочешь, а хочешь…

— Это где? — поинтересовался я, выказывая таким образом непротивление злу насилием.

— У тебя в больничке. Аню и Алену я предупредила, вместо Хильды лягу сама. Сделаем всё так, как было у вас в тот раз.

— Там еще собачка была, — совсем уже повелся я. — Но тоже в санаторий уехала.

— Хорошо, для полноты картины бери Мальчика, — она развернула листок бумаги. — Вот текст, посмотри. Речь пойдет о наговоре в твою защиту, Антоша. Все женщины будут говорить хором.

Я посмотрел. ' Если кто заругается в твою сторону, то бог ему судья, пусть идет куда шел. А если кто вздумает злоумышлять против тебя, то пусть это зло обернется против него! Да не просто так, а вдвойне!'.

— Почему в мою защиту?

— Так проверить легко, — усмехнулась она. И доверительно сообщила: — В Аксае полная больница твоих недоброжелателей. И если сработает, они сразу поймут, чем это пахнет. Я тоже узнаю, потому как мои люди завели в этой среде парочку информаторов. Ничто так легко не продается, и не покупается так дешево, как гоблины… Читай дальше.

Перевернув листок, ничего особенного я там не обнаружил. Известные выражения, прямо именующие способ наказания того недруга, к которому обращено заклятье: «Чтоб они провалились», «Чтоб сдохли», «Чтоб их разорвало», «Чтоб им пусто было». «Выворотило им руки», «Чтоб глотку заклало». Некоторой оригинальностью отличалось выражение «Чтоб им глазья ячменем потаращило, а жопы поплющило и почирьяло».

Самым страшным выглядело финальное проклятье: «Чтоб вас перевели на бессолевую диету, отныне и вовеки веков!».

Не дождавшись комментариев, Степанида Егоровна смущенно сообщила:

— Я еще кое-чего умею говорить. Но не стала записывать, слишком долго это. Можно устно?

Примерно через минуту мы с Артемом поняли, что в искусстве ругани и оскорблений, как явных, так и закамуфлированных, существуют обычные люди и мастера. Все мы ползаем по земле, а мастера летают там, в вышине, где творят шедевры. Небесный уровень мастера уже превзошли, и теперь стремятся к звездам. И никогда нам не достичь их рейтинга, ведь для этого требуются годы упорного труда.

Глава 43

Глава сорок третья, в которой бога нет, Маркс умер, да и я неважно себя чувствую

На первую пару Антон не попал. Примчался вовремя, только послушать очередной рассказ по истории музыки не довелось. Парня выхватили прямо из аудитории, еще до начала лекции.

— Бережной! — громко объявила секретарша декана, худосочная аспирантка в роговых очках. Демонстрируя сомнительные прелести, она боком замерла в дверном проеме. — В деканат! Это срочно.

Студенты мигом притихли. Секретарша многозначительно переглянулась с педагогом, взошедшим на кафедру и неспешно раскладывающим свои конспекты. Тот согласно кивнул, разве что палец вниз не опустил. И подсудимый принялся собирать вещи. Событие редкое, на него публика взирала с сочувствием. Впрочем, кое-кто не скрывал и злорадства. Но вслед Антону вся аудитория смотрела без зависти. Деканат — не женское общежитие, туда для радости не зовут.

В кабинете декана было шумно, многолюдно, и ждали только Антона.

— Бережной! — обрадовался парторг. — Это хорошо, что ты так быстро нашелся. Пойдешь с нами.

— Зачем? — заметался Антон внутри себя.

— Не суетись, — посоветовал я. — Скоро всё узнаем.

Так и оказалось.

— Совещание у проректора, — отрывисто бросил декан на ходу. — Сказали, что важно.

Хотя мне интересно стало другое: а как по институту ищут нужного студента, если его нет в аудитории? Выпускают преподавателей в свободный поиск?

Педагоги двигались плотным клином, острием которого являлся бодрый декан. Рассекать ему было нечего, коридоры во время занятий пусты, только все равно это выглядело грозно. Так и хотелось воскликнуть:

— Веди меня, любезнейший Вергилий! Веди меня, путей не разбирая.

Нарушая четкость построения, хмурый Антон плелся сзади. Обычно так делает обоз. На мой призыв парень пробормотал ответ. Рифмованный и в тему:

— Так не томи! Скорей веди свою гипотенузу.

Странно, но адский лидер привел нас не в каморку проректора, а точно в приемную ректора. Возле секретарши декан не задержался, лишь коротко кивнул. Хозяйским жестом дернул ручку мощной дубовой двери, чтобы проникнуть внутрь. И это удалось не без усилий. Ломиться следом Антон не стал, изобразил лишь кончик хвоста колонны.

Двери оказались двойными. В метровом тамбуре мы притормозили, любуясь мощным сооружением. Проем с обоих краев был красочно инкрустирован и лакирован. Создатель этих двухстворчатых ворот был явный фантазер. Он верил в красивые сказки, будто ректоров назначают из особой породы людей, былинных богатырей трехметровой высоты.

Внутри кабинета педагоги взялись нарушать чопорную тишину — переругиваться и шумно рассаживаться за столом для совещаний. Оказывается, здесь каждое место имело свой скрытый сакральный смысл. Слава богу, парень под разборку не попал, он скромно пристроился с самого краю стола. И сразу приметил знакомую физиономию товарища Иванова, представителя министерства культуры. Впрочем, теперь уже бывшего представителя.

А во главе собрания воссел проректор по учебной работе, профессор, Владимир Михайлович Гузий. Ничего удивительного в этом не было,