Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эбби, немного опешив, не сразу поняла, что здесь происходит, но уже минуту спустя, когда ей все же удалось рассмотреть содержимое крыши, она с радостными воплями повисла на шее Уилсона, который заключил ее в крепкие объятья. Она буквально зацеловывала его лицо, пока он непрестанно кружил ее в воздухе.
Надо сказать, что Миллер всегда была приятно удивлена свиданиями, которые частенько устраивал Томас, ведь каждый раз было что-то особенное, неповторимое и головокружительное. И от этого, по правде говоря, ей сносило голову, как и факт того, что он полностью принадлежит ей. Она нередко задумывалась, чтобы бы было, если бы в тот день он не пришел к ней в мастерскую, в которой она забаррикадировалась от всего мира. Может, она бы до сих пор была одна?
Эта мысль сразу же улетучилась, когда Томас поставил Эбби на твердую, устойчивую поверхность, не разжимая пальцев и не выпуская ее из объятий. Он лишь позволил ей повернуться к нему спиной, сильнее заключил в теплые объятья, и они оба устремили взгляд в синее небо, почти усыпанное звездами.
Солнце уже давно не рдело и спряталось за горизонтом, а на смену ему на небе взошла луна, но не такая, как в обычные Лос-Анджелесские ночи. Сегодня она, словно огромный, раскаленный шар, ярко-красным пламенем горела где-то далеко-далеко, в недосягаемости людей. Ее светотени были хорошо и отчетливо видны благодаря неподвижности в густой темноте. Она так и тянула к себе — магическая, безумно яркая…
Они были так заворожены ее красотой, что некоторое время стояли молча, наслаждаясь полным умиротворением, которое испытывали их души. Но через некоторое время Томас выпустил Эбби из объятий, подошел к серому портфелю, достал оттуда небольшое красное покрывало и расстелил на поверхности крыши, предлагая Миллер сесть рядом. Она полностью повиновалась его действиям и через пару секунд оказалась рядом, пододвигаясь ближе к теплому телу Уилсона.
Томас переложил ее рыжие локоны за спину, раскрывая прелестное лицо, нежно поднял заостренный подбородок и накрыл ее пухлые губы своими, чувствуя аромат клубничного блеска. Он медленно шевелил губами, не желая причинять боли и искусывать уста до появления капелек крови, зарывался в ее локонах, немного спутанных из-за разразившегося ветра.
Истинное наслаждение — вот, что оба испытывали в данный момент.
— Почему именно это место? — ненадолго оторвавшись от родных губ, спрашивает она.
— Я же говорил тебе, что с этим местом многое связано, — он накидывает на ее плечи свою красную толстовку, замечая, что она продрогла. — Например, ты заметила, что по пути я остановился возле квартиры 56?
Миллер кивнула головой.
— Так вот, здесь раньше жила моя семья, до той ужасной трагедии… — Томас сильнее сжал плечо Эбби от нахлынувших воспоминаний. — Моя мама, ее звали Клаудия, умерла от страшной болезни — лобно-височной деменции. Как ты уже поняла, ее не удалось спасти, болезнь развивалась скрыто долгие годы… Врачи очень поздно спохватились.
Правой рукой Уилсон потер глаза и переносицу. Эбби почувствовала его напряжение, поэтому она слегка приподнялась на коленях, оказываясь прямо перед его лицом, которое она обхватила обеими руками, тем самым заставляя Томаса взглянуть на нее.
— Томми, ты можешь не рассказывать, если тебе тяжело, — поглаживает по щеке, снимая напряжение.
— Нет, Эбби. Я должен, как бы тяжело мне ни было. Я давно хотел привести тебя сюда, потому что считаю, что ты должна знать.
На минуту между ними воцарилось молчание. Уилсон мял ладонь Миллер в своей, словно не мог настроиться на начатый разговор. Казалось, раньше он готов был рассказать все, включая полную историю о предательстве Рафаэль, а сейчас пребывал в полном неведении, совершенно не понимая, как сквозь подкатившийся к горлу ком продолжить. Но Эбби все прекрасно понимала, ведь когда-то сама потеряла брата, а сейчас встречается с точной его копией, разве что Кристиан был без очков.
— В общем, это случилось, когда мне было 13. Ее состояние ухудшалось, ее положили на недельное обследование, а однажды ночью раздался звонок, в котором доктор сказал, что им не удалось ее спасти… Было очень больно наблюдать за тем, как жизнь покидает ее тело… — он сделал глубокий вдох и на минуту посмотрел в небо, словно обращаясь к какой-то звезде. — После ее смерти мы с отцом были полностью опустошены и не могли жить там, где все напоминало о ней. Папа купил большой домик на окраине Лос-Анджелеса, во второй части которого проживал мой друг Эдмонд. Я когда-нибудь познакомлю вас.
— А что стало с квартирой? Вы ее продали?
— Нет, ни в коем случае. Эта квартира пуста, мы не осмелились продать последнее, что напоминало о ней. Я прихожу сюда, когда мне очень плохо или нужно что-то обдумать… И речь сейчас не о квартире, хотя и о ней тоже… Я приходил сюда, на крышу, когда умерла мама, когда я расстался с Рафаэль, когда… Когда я думал, что тебя уже не вернуть…
— Я ни за что в жизни не осмелюсь покинуть тебя. Больше никогда.
Миллер крепко, что есть мочи, обняла Уилсона, пытаясь забрать всю его боль, от которой избавилась недавно сама. Она касалась его вечно обветренных губ, удивляясь, как они могут сохнуть, если нет ветра. Но это было особенностью Томаса, которая нравилась ей.
Эбби легким нажимом на грудь повалила его на покрывало, откидывая волосы назад, и снова прижалась к его губам, от которых она не желала отрываться даже на секунду. Томас гладил ее по спине, опуская руки на бедра. Ему нравился этот вечер и то, что происходило в данный момент. Он уже не помнил, когда успел стать таким раскрепощенным, когда успел решиться на столь безбашенные поступки. Иногда ему казалось, что он сходит с ума следом Эбби.
Миллер перешла с губ на шею, полностью выцеловывая ее и оставляя маленькие, еле заметные засосы, но ей абсолютно мало этого пространства, поэтому она потянула за края майки, заставляя Томаса приподняться и скинуть совсем ненужную вещь, после чего она продолжила свои действия.
Их тела были вовсе не видны в густой темноте, лишь ароматизированные свечи, не желающие никак затухать, освещали их. Они словно маленькие огоньки, маленькие
