почти физическое отвращение; ее мутило от тех слов, которые она собиралась произнести.

– Но это значит, что вы обвиняете моего мужа в непорядочном поступке?

Мистер Парвис подошел к делу трезво:

– О нет, ни в коем случае. Я даже не говорю, что он поступил не совсем честно. – Мистер Парвис обвел глазами ряды книг, будто ожидая, что они ему подскажут нужное слово. – Не скажу, что это было нечестно, но что честно – тоже не скажу. Это бизнес.

В конце концов, более исчерпывающего определения и быть не могло.

Мэри в ужасе уставилась на Парвиса. Ей показалось, что этот невозмутимый человек – посланник каких-то темных сил.

– Но адвокаты мистера Элуэлла, судя по всему, не разделяли вашего мнения, ведь они, как я понимаю, посоветовали отозвать иск.

– О да, они знали, что у него, как говорят в таких случаях, нет ни одной зацепки. После разговора с ними Элуэлл и пришел в полное отчаяние. Он, знаете ли, бо́льшую часть денег, которые потерял на афере с «Блу Стар», брал взаймы, так что положение у него было безвыходное. Вот он и застрелился, когда узнал, что шансов нет никаких.

Ужас волнами накатывался на Мэри.

– Он застрелился? Он из-за этого убил себя?

– Ну, строго говоря, не совсем. Он протянул еще два месяца, а потом умер. – Парвис походил на патефон, совершенно бесстрастно проигрывавший запись.

– Вы хотите сказать, что он пытался совершить самоубийство и неудачно? И попытался еще раз?

– А вот этого ему не понадобилось, – сурово отозвался Парвис.

Оба замолчали. Они сидели лицом к лицу. Парвис задумчиво теребил очки, Мэри застыла в напряженной позе.

– Но если вам все это было известно, – проговорила она наконец чуть слышным голосом, – то почему же вы в ответ на мое письмо заявили, что не знаете, о чем мой муж мог бы вас попросить?

Парвиса этот вопрос, по всей видимости, ничуть не смутил.

– Ну, собственно говоря, я действительно не знал. А если бы и знал, что толку было тогда об этом рассуждать? С Элуэллом все стало ясно раньше, когда он отозвал иск. Что бы я ни сказал, найти мужа это бы вам не помогло.

Мэри по-прежнему смотрела на гостя в упор:

– Так почему же вы мне сейчас об этом рассказываете?

И опять у Парвиса ни один мускул в лице не дрогнул.

– Ну, прежде всего, я думал, что вам известно гораздо больше… я говорю об обстоятельствах смерти Элуэлла. И, кроме того, сейчас об этом пошли разговоры, все дело опять разворошили. И я подумал: если вы ничего не знаете, то нужно открыть вам глаза. – Мэри молчала, и Парвис продолжил: – Видите ли, до недавнего времени никто и не знал, что дела у Элуэлла вконец расстроены. Его жена – гордая женщина; она боролась до последнего: нанялась на работу, шила на дому, пока хватало сил, а потом стала болеть – что-то с сердцем. А у нее на руках свекровь, дети – вот она и не выдержала и стала просить о помощи. Таким образом, дело это опять всплыло, за него ухватились газеты, была организована подписка. Боба Элуэлла все вокруг любили, в списке жертвователей оказалось много известных имен, и люди стали удивляться, почему…

Парвис замолчал и полез во внутренний карман.

– Вот, – продолжал он, – вот тут статья из «Сентинел». Немного раздуто, конечно. Но лучше будет, наверное, если вы посмотрите.

Он протянул Мэри газету. Она медленно ее развернула, вспомнив при этом тот вечер, когда в этой же комнате читала вырезку из «Сентинел» и ее спокойствие впервые было поколеблено.

Мэри резанул глаз кричащий заголовок: «Вдова человека, ставшего жертвой Бойна, вынуждена просить о помощи», и она скользнула взглядом в конец колонки, где были помещены два портрета. В первом она узнала фотографию мужа, сделанную в тот год, когда они приехали в Англию. Это была любимая фотография – такая же стояла в ее спальне на письменном столе. Глаза Мэри встретились с глазами мужа на фотопортрете. Мэри почувствовала, что не в силах читать то, что здесь написано, и от невыносимой боли зажмурилась.

– Я подумал, что вы, возможно, захотите внести свое имя… – раздавался голос Парвиса.

Мэри с усилием открыла глаза и случайно взглянула на второй портрет. На нем был моложавый человек тщедушного сложения. На лицо падала тень от широких полей шляпы. Где же она его раньше видела? Мэри в замешательстве смотрела на фотографию, в висках стучала кровь. И тут Мэри вскрикнула:

– Да это же он – он приходил за моим мужем!

Мэри слышала, как вскочил на ноги Парвис; она смутно сознавала, что полулежит, опираясь на угол дивана, а Парвис склонился над ней в тревоге. Мэри выпрямилась и потянулась за упавшей на пол газетой.

– Это он! Я его где угодно узнаю, – повторяла она. Собственный голос показался ей пронзительным.

Казалось, слова Парвиса доносятся откуда-то, издалека, приглушенные плотным туманом.

– Миссис Бойн, вам нехорошо? Позвать кого-нибудь? Принести вам стакан воды?

– Да нет же, нет! – Мэри приподнялась, судорожно сжимая газету. – Говорю вам, это он! Я его узнала! Он разговаривал со мной в саду!

Парвис взял газету и нацелил свои очки на портрет:

– Этого не может быть, миссис Бойн. Это Роберт Элуэлл.

– Роберт Элуэлл? – Взгляд Мэри устремился вверх. – Значит, за ним приходил Роберт Элуэлл.

– Приходил за Бойном? В тот день, когда он пропал? – Голос Парвиса становился все тише, в то время как слова Мэри раздавались все звонче. Парвис наклонился и ласково положил руку на плечо Мэри, осторожно стараясь усадить ее на место. – Элуэлл мертв! Вы ведь помните?

Мэри не спускала глаз с фотографии. Сказанное Парвисом она пропустила мимо ушей.

– Вы ведь помните письмо Бойна ко мне, то, неоконченное, которое вы нашли на столе в день его исчезновения? Он сел его писать, узнав о смерти Элуэлла. – Бесстрастный голос Парвиса дрогнул. – Ну конечно же помните, – убеждал он Мэри.

Разумеется, она помнила, и это-то и было страшнее всего. Элуэлл умер накануне исчезновения ее мужа; на лежавшей перед ней фотографии был изображен Элуэлл, и в то же время это портрет человека, с которым она разговаривала в саду. Мэри подняла голову и медленно оглядела библиотеку. Стены могли бы засвидетельствовать, что это ко всему прочему портрет незнакомца, который явился к Бойну, когда тот писал свое неоконченное письмо. В затуманенном мозгу тихонько жужжали полузабытые слова – те, которые произнесла Алида Стэр на лужайке в Пангборне, когда Бойны еще в глаза не видели Линга и представить себе не могли, что когда-нибудь будут тут жить.

– Этот человек разговаривал со мной, – повторила Мэри.

Она снова взглянула на Парвиса. Чтобы скрыть свой испуг, он изо всех сил старался напустить на себя снисходительный, соболезнующий вид, но губы у него побелели.

«Он думает, что я не в