– Немного молока, два куска сахара, – сказал он и усмехнулся. – Все в порядке? Что слышно о шефе?

– Ничего, к сожалению, ничего. – Михаэла благодарно кивнула и отхлебнула кофе. – А так все нормально.

Эти парни всегда проявляли заботу. Иногда они даже перебарщивали, так как хотели все взять на себя, в том числе и покупки.

Она увидела на столе «Бильд»[37], которую принес один из мужчин и оставил на столе. Михаэла редко читала газеты. Она не особенно интересовалась тем, что происходило в мире. Катастрофы, войны и кризисы угнетали ее. Она больше любила книги. Ломакс, довольно урча, повернулся на бок, наслаждаясь солнечным теплом.

Неожиданно Михаэла вздрогнула. Ей бросилась в глаза фотография мужчины, и у нее подступил комок к горлу. Прежде чем она смогла с этим справиться, ее глаза уже прочитали первые строки, и она, как по принуждению, стала читать дальше.

Бывший предприниматель и основатель организации по оказанию помощи матерям и детям «Общество солнечных детей» доктор Йозеф Финкбайнер отмечает сегодня свое восьмидесятилетие. Чествование юбиляра, который за свою масштабную благотворительную деятельность наряду с прочими наградами уже был награжден Крестом за заслуги перед Федеративной Республикой Германия I класса и почетной грамотой земли Гессен, состоится в кругу семьи и многочисленных гостей в саду его виллы. Вторым поводом для празднования является сорокалетний юбилей «Общества солнечных детей»…

Буквы расплывались перед ее глазами, пальцы судорожно сжимали ручку чашки с кофе. Ее бросало то в жар, то в холод. Йозеф Финкбайнер! Что-то в ее голове, что они вместе с Леонией с трудом собрали воедино, раскололось на тысячу осколков. Ей сразу опять стало шесть лет. Она сидела за большим овальным столом, перед ней лежала раскрытая книга, и она желала только одного – суметь прочесть то, что было в ней написано. Она так отчетливо видела картинки, что казалось, будто она лишь вчера держала книгу в руках, хотя в действительности прошло уже сорок лет. Михаэла Принцлер в оцепенении смотрела на фотографию седовласого мужчины, который дружески и по-доброму улыбался в камеру. Ах, как она его любила! Он был сияющим солнцем в ее детском мире. Самые счастливые воспоминания о детстве, которых было не так уж много, были неразрывно связаны с ним. В течение многих лет она не понимала, что с ней произошло, почему из ее воспоминаний часто исчезали часы, а иногда целые дни и недели жизни, их просто не оставалось больше в ее памяти. Леония обнаружила, что она была не одна в своем собственном теле. Существовала не только Михаэла. Были еще и другие, которые имели свои собственные имена, собственные воспоминания, чувства, симпатии и антипатии. Михаэла долго не хотела это принять, это звучало как чистое безумие, и, тем не менее, это было объяснением этих странных и пугающих провалов памяти. С тех пор когда она была маленькой девочкой и проводила свое время с Таней, Сандрой, Стеллой, Доротеей, Кориной, Ниной, Бабси и бесконечно многими другими подругами.

«Прекрати, Михаэла», – сказала она вслух самой себе. Это опасно – углубляться в воспоминания, так как неожиданно ее душа может вселиться в кого-то другого, и тогда у нее опять произойдет потеря времени. Она энергично листала газету, и уже на следующей странице ее взгляд вновь наткнулся на знакомое лицо.

– Килиан! – пробормотала она удивленно. Почему его фотография была опубликована в «Бильде»? Она быстро прочитала короткий текст под фотографией и ужаснулась. Нет! Это неправда. Этого не могло быть! Бернд ведь сказал, что Леония в отпуске. Ее это, правда, тогда удивило, так как именно сейчас, в этой фазе их плана, было не время для отъезда, но Леония так много для нее сделала, что она от всего сердца желала ей хорошего отдыха. Однако в газете было написано, что она умерла. А Килиана разыскивали в связи с ее смертью и нападением на телеведущую Йоханну Х.

Михаэла была как в дурмане, ее руки дрожали так сильно, что она не могла держать чашку с кофе. Ломакс, почувствовав ее напряжение, вскочил и попытался лизнуть ей руку.

Что было реальностью и что она себе внушила? Может быть, опять провалилось время, и она этого не заметила? Может быть, дети вовсе не уехали на каникулы, а давно выросли, женились и теперь живут отдельно! А Бернд? Где он? Какой сегодня день? Сколько ей лет? Михаэла сложила газету, положила ее в карман безрукавки и встала. У нее кружилась голова. Где же только книга со сказками, которую она только что листала? Мама будет ругаться, если только она ее где-то оставила, потому что у нее было особое отношение к книге, которая у нее самой была в детстве. Черт подери! Ведь она только что была здесь! Или нет? Она огляделась вокруг. Где она вообще находится? Кто эти мужчины?

Михаэла схватилась за голову. Нет, нет, нет, это не должно повториться, она должна это остановить. Нужно позвонить Леонии, она не может потерять душевное равновесие. Иначе произойдет катастрофа.

Пия взбежала вверх по лестнице, как всегда, перепрыгивая через одну ступеньку. Полночи она не спала и размышляла о том, что сделать, чтобы вернулось ее доверие к Боденштайну. Ни в коем случае она не должна просто так оставить всю эту историю и сделать вид, что ничего не знает. Разрываясь в мыслях между лояльностью по отношению к своему шефу и сознанием долга, она лишь в предрассветных сумерках провалилась в беспокойный сон, полный кошмарных сновидений, и, конечно, проспала. Она, правда, и без того взяла полдня отпуска, потому что в одиннадцать часов должна была ехать на прием в Фалькенштайн, на который ее пригласила Эмма.

В двадцать минут девятого она распахнула дверь переговорной комнаты, поздоровалась и пробормотала извинения. Она уселась на свободный стул между Джемом и Катрин и поймала неодобрительный взгляд советника по уголовным делам доктора Энгель, которая взяла в привычку присутствовать на утренних совещаниях отдела К2.

– Опрос психологов, имеющих разрешение на частную практику, в Хёхсте и Унтерлидербахе, а также психиатров больницы в Хёхсте пока ничего не дал, – сообщил Кай Остерманн. – Девушку никто там не видел. По фотороботу также никого не опознали.

– Что это ты сегодня такая шикарная? – спросила шепотом Катрин.

– Потому что я потом сразу должна идти на прием по случаю юбилея, – так же шепотом ответила Пия.

Она чувствовала себя слишком нарядной в бледно-голубом летнем платье с глубоким вырезом, тонком трикотажном жакете и в новых открытых туфлях, которые были совершенно неразношенными, и правая туфля больно жала ей в подъеме. Все коллеги, встретившиеся ей, когда она поднималась наверх, бросали на нее одобрительный взгляд, а один из них даже в шутку присвистнул. Может быть, она бы этому и порадовалась, но у нее из головы не выходило едкое замечание Бенке о ее груди. Она терпеть не могла, когда все сводилось к параметрам ее тела.

– Фотороботы готовы? – спросила она свою коллегу.

Катрин кивнула и придвинула ей два распечатанных на компьютере листа. У человека была борода, но это однозначно был не Бернд Принцлер. Его лицо было несколько уже, борода более пышная, кроме того, у него были глубоко посаженные глаза и более широкий нос. У женщины были темные волосы, постриженные «под пажа», и симпатичное, но вполне традиционное лицо. Никаких примечательных особенностей, которые бы бросались в глаза. Пия была разочарована. Она ожидала большего.