Измена началась в Новониколаевске, совершилась в Нижнеудинске и была закреплена в Иркутске. В Иркутске Александр Васильевич должен был быть передан чехами Высшему Союзному Командованию, но, в результате сделки генерала Жанена с большевиками, был предан в их руки, став платой за беспрепятственный проезд чехов с их награбленным имуществом…

В вагоне Александра Васильевича ехало около сорока человек. После сообщения о скорой сдаче, которое принёс начальник эшелона, они растерянно столпились вокруг него, Анна сидела рядом, держа его за руку, тревожно ожидая развязки. В вагон заглянул чехословацкий офицер и сообщил:

– Господин адмирал, сейчас вас передаём местным властям.

– Где же гарантии генерала Жанена? – устало спросил Александр Васильевич.

Он поднялся, прощаясь, взял за руку Анну Васильевну, но она не собиралась прощаться. Она решила быть с ним до конца и сказала твёрдо:

– Я желаю разделить участь Александра Васильевича.

– Адмирала Колчака, очевидно, ждут всевозможные последствия, – предупредил чех.

– Это не имеет для меня никакого значения, я хочу быть с ним до конца.

Из вагона они вышли рука об руку. В здании вокзала им было объявлено об аресте…

И потянулись дни заключения. Холодная одиночная камера, записки, встречи на прогулках. Он старался не говорить о больном, вспоминал счастливые дни, оставшиеся в прошлом, рассказывал о своём плавании в Америку. И был совершенно уверен, что участь его предрешена.

– Конечно, меня убьют, но если бы этого не случилось – только бы нам не расставаться…

– Я слышала, Каппелевцы уже под Иркутском. Генерал Войцеховский выдвинул ультиматум. Он требует твоего немедленного освобождения!

Мерцала едва-едва надежда. Если бы помиловал Господь! А нет, так и обоим погибнуть – третьего не дано. Анна Васильевна то и дело опускала глаза, чтобы скрыть набегавшие слёзы.

– Голубка моя, спасибо за твою ласку и заботы обо мне. Как отнестись к ультиматуму Войцеховского, не знаю, скорее думаю, что из этого ничего не выйдет или же будет ускорение неизбежного конца. Я только думаю о тебе и твоей участи – единственно, что меня тревожит. О себе не беспокоюсь – ибо всё известно заранее. Этого не нужно бояться. Ничто не даётся даром, за всё надо платить – и не уклоняться от уплаты. Я часто думаю – за что я плачу такой страшной ценой? Я знал борьбу, но не знал счастья победы. Я плачу за тебя – я ничего не сделал, чтобы заслужить это счастье. Ничто не даётся даром…

Невесел и бесславен вышел итог сулившего много пути. Оглядывался назад Александр Васильевич и не уставал посыпать солью незаживающие раны. Он был полярным исследователем и мог бы принести много пользы в этой области, но не достало времени, чтобы довести до конца начатую работу. Он был хорошим офицером и командующим флота, на его счету было немало удач, но пьянящего кубка настоящей победы так и не довелось испить. Он был Верховным правителем огромной части России, первым в списке врагов совдепа, и эту борьбу проиграл. Только и было счастье в жизни – Анна Васильевна… И лишь она, единственная, не отреклась, не покинула, осталась рядом, когда бежали все. Даже те, кому доверял совершенно, от кого не мог ждать предательства!

Поразительная подлость чехов, отказ «союзников» от своих обязательств (только рыцарственные японцы остались верны своему слову!), измена собственных министров – всё это не удивляло. В этом подлом сговоре каждая сторона преследовала свои цели. Чехи хотели как можно скорее покинуть Россию со всем награбленным, как уже сделали французы, англичане и прочие трусы. Жанен также желал поскорее завершить свою миссию, да и с первого дня не заладились отношения с ним. Министрам нужно было спасти собственную шкура, заслужить её любой ценой. Большевикам и Политцентру, пришедшим к власти в Иркутске, был нужен Колчак и золото. Судьба была предрешена!

Но самый тяжёлый удар Александр Васильевич получил в Нижнеудинске. Из Иркутска пришла телеграмма от Совета министров с требованием отречения правителя от власти и передачи её Деникину. Колчак согласился и одновременно назначил, переборов личную неприязнь, правителем Восточной окраины России атамана Семёнова. В это время начальник штаба генерал Занкевич доложил о предложении чехов:

– Чешский комендант предложил сегодня вывезти вас, Ваше Высокопревосходительство, в одном вагоне до Иркутска. Это предложение не чешского коменданта, это предложение командующего союзными войсками генерала Жанена.

– Вы же знаете, что я ни за что не соглашусь бросить преданных мне людей на растерзание большевикам.

– Чехи дали понять мне, что получили указание не препятствовать, если вы захотите покинуть эшелоны и уйти в Монголию…

– Эта мысль мне нравится. Я согласен на любые испытания, лишь бы не зависеть своим спасением от чехов. Назначаю вас начальником экспедиции! Какими средствами передвижениями вы считаете возможным воспользоваться?

– Я считаю возможным двигаться на автомобилях совместно с конно-санным транспортом. Считаю, что вашего конвоя из пятиста человек вполне достаточно, чтобы пробиться в Монголию.

– Соберите конвой перед моим салон-вагоном…

Конвой был собран, и в наступающих сумерках Александр Васильевич выступил перед ними с краткой речью, закончив её словами:

– Желающие могут остаться со мной и разделить участь до конца, остальным предоставляю полную свободу действия.

К утру весь конвой, кроме нескольких человек, покинул его и ушёл в город… Покинули люди, которые всюду сопровождали его, которым он верил совершенно, в чьей преданности не сомневался, люди, ради безопасности которых он отказался от предложения союзников… Вечером в вагоне собрались офицеры, сопровождавшие его. Им Александр Васильевич предложил совершить поход через Монголию. Неожиданно поднялся капитан второго ранга и спросил:

– Ваше Высокопревосходительство, ведь союзники соглашаются вывезти вас?

– Да…

– Так почему бы вам не уехать в вагоне, а нам без вас будет легче и удобнее.

– Значит, вы меня бросаете?

– Никак нет. Если вы прикажете, мы пойдём с вами.

Александр Васильевич ничего не ответил, а на утро обречённо сказал Занкевичу:

– Все меня бросили… Делать нечего, надо соглашаться и ехать… Продадут меня эти союзнички…

Подойдя к замёрзшему окну, взглянул на перрон. Поезд был оцеплен чехами. Внезапно сквозь их цепь прорвался русский офицер и отдал честь своему правителю … Ещё не все предали, ещё кто-то хранил верность. Ответным отданием чести приветствовал смельчака.

Какова цена клятвам в верности? Людским обещаниям? Уже давно чувствовал Александр Васильевич, что преданность большинства определяется наличием побед. Когда были победы, всё было хорошо, когда наступали неудачи – очевидно становилось, что никто не поддержит и никто не окажет помощи ни в чём. Всё основано только на самом примитивном положении – победителя и побеждённого. Победителя не судят, а уважают и боятся, побеждённому – горе! Вот сущность всех политических отношений, как внешних, так и внутренних. От побеждённого бегут все. И отчасти Александр Васильевич был готов к этому, понимая и принимая жестокий закон. Но не в такой степени…