кем-нибудь поговорить, поделиться всем, что накопилось в душе. Может быть, даже попросить совета. Как-то так вышло, что все знакомые и подружки звонили все реже, и чаще всего разговоры их сводились к нескольким дежурным фразам… Студенческие годы закончились. Теперь у всех была другая, взрослая, жизнь, новые знакомые, какие-то свои заботы, и все меньше они общались.

Все чаще Злата вспоминала покойную Маринку и все так же тосковала по ней. Да, у них никогда не было ничего общего, но, наверное, именно поэтому Полянская знала, что подружка не стала бы заморачиваться и углубляться в сложности и рассуждения. Сказала бы, как думала — простои ясно. Но Маринки не было, и никого рядом не было, только люди, с которыми она работала, а они были ей чужими. Да и старушки в деревне, которые не могли ее понять…

Когда рейсового автобуса не было, в деревню Злату отвозил школьный. Сначала он развозил детей по близлежащим деревням, а потом, возвращаясь обратно к школе, забирал учителей, если те оставались так поздно, и по дороге в районный центр он делал крюк к Горновке. Чаще всего все учителя уезжали домой раньше, а она задерживалась в школе.

Злата знала, в какое время следует выходить на остановку, и никогда не опаздывала. Сегодня она тоже не опоздала, только автобуса все не было. Уже и солнце скрылось за деревенскими домами, алея закатом, и на небе зажглась первая звезда. На землю быстро опускался морозный вечер, а автобус так и не показался на дороге.

Засунув руки поглубже в карманы и притопывая на месте, Злата вглядывалась в даль, не теряя надежды. Между тем мороз пробирал до костей. Она съеживалась, пытаясь сохранить тепло, но уже почти не чувствовала пальцев на ногах.

В сердце потихоньку закрадывалось отчаяние. А что, если о ней забыли? А что, если что-то случилось и автобуса не будет? Что ей делать? Ночевать ей негде, а повторить подвиг и отправиться домой пешком она вряд ли решится. Она и сейчас, вспоминая тот вечер, содрогалась от ужаса. Ведь тогда с ней могло случиться все что угодно!

В быстро сгущающихся сумерках девушка увидела, как в школьной калитке показалась женская фигура. Злата не могла не узнать в ней Марину Александровну. Завуч почти всегда засиживалась допоздна и уходила с работы последней. Полянская поспешно отвернулась, надеясь остаться незамеченной.

— Злата Юрьевна!

Не вышло. Злата обернулась. Молодая женщина пошла в ее сторону.

— Злата Юрьевна, а вы что ж не уехали? — спросила завуч, подходя к ней.

— Наверное, я все же опоздала… — пробормотала девушка, превозмогая невыносимое желание отодвинуться, отвернуться, сбежать. Все эти дни после того, как она вышла на работу, Злата Полянская старательно избегала любых контактов с Мариной Александровной.

— А автобус сломался. В Горвале, на остановке, наверное, он просто замерз… Его не будет.

— Да?…

— Может быть, вам лучше позвонить кому-нибудь и попросить отвезти вас домой? — участливо предложила она.

— Да, конечно, — согласно кивнула девушка.

Сейчас Злату уже не волновало, что, по-видимому, домой придется идти пешком. Ей хотелось только одного, чтобы женщина ушла и оставила ее.

Марина Александровна обернулась. На дороге, ослепляя желтым светом фар, показалась машина.

— Злата Юрьевна, — начала завуч, но ей пришлось прерваться — залился мобильный телефон. — Простите…

Она достала его из сумочки и отвернулась.

— Да! Виталик, я на остановке… Да нет, ничего не случилось, просто автобус замерз в Горвале, а у нас учительница из Горновки, Злата Юрьевна…

Марина Александровна отключилась и снова обернулась к Полянской. Машина, что двигалась им навстречу, сбавила скорость и стала тормозить у остановки. Это была темно-синяя «ГАЗ ель».

— Злата Юрьевна, мой муж отвезет вас в Горновку, — сказала женщина.

— Нет! — испуганно выкрикнула Злата. — Нет, нет, спасибо! Не надо, я сама… Мне есть на чем… — залепетала она, чувствуя, как странно стучит в груди сердце, как кровь приливает к лицу и становится трудно дышать.

— Злата Юрьевна, да бросьте вы! Мой муж вас не съест…

— Да, нет, конечно… Но мне не хотелось бы причинять вам неудобства…

— Да какие там неудобства! Он просто отвезет вас. Идемте!

Злата покорно поплелась к машине, понимая, что дальнейшее сопротивление может показаться странным. Но как же труден был каждый шаг. Она шла, а хотелось развернуться и бежать от них без оглядки.

Марина Александровна открыла дверцу и пропустила девушку вперед.

— Здравствуйте, — едва смогла выдавить из себя Злата, вскарабкавшись в высокую кабину.

— Здравствуйте! — поздоровался Дорош.

Поздоровался звонко и весело, так, как здоровался всегда. Он, в отличие от нее, полностью владел собой. Его нисколько не смущало то, что в кабине рядом с ним и его женой сидела его бывшая любовница, и, кажется, даже забавляло.

Злата не подняла на него глаза. Сжавшись в комок в теплой кабине, обхватив обеими руками портфель и прижав его к себе, она сидела не шелохнувшись, словно окаменев, и дышать старалась через раз. Они о чем-то говорили, пока ехали до их дома, но Злата почти не слушала. Машину на заледеневших ухабах бросало из стороны в сторону, и их плечи и руки помимо воли то и дело соприкасались. И как бы Полянская ни старалась удержать равновесие, у нее все равно ничего не получалось. Ей хотелось отодвинуться как можно дальше, но двигаться было некуда.

Полянская молчала, упорно глядя на свои руки, а свет от приборной доски рассеивал темноту в кабине, и в поле ее зрения то и дело попадала его ладонь, когда он переключал передачи.

Едва Марина Александровна вышла, а мужчина ударах по газам. Злата забилась в дальний угол кабины. Дорош лишь усмехнулся, но не проронил ни слова.

Так они и ехали в полной тишине. Злата, отвернувшись, смотрела исключите льно в окно, вглядываясь в темноту за стеклом, а Дорош… Боковым зрением она видела: часто оборачивался в ее сторону. И улыбка, та самая, мальчишеская, озорная, которую она так любила, появлялась у него на губах. Ее бросало в жар, несмотря на то, что пальцев на ногах она по-прежнему не чувствовала. Ее трясло, и сердце клокотало где-то в горле. Ей так хотелось, чтобы они, наконец, приехали, и вместе с тем она не представляла, как проживет сегодняшний вечер, снова оставшись в полном одиночестве наедине со своей болью и своей любовью.

Когда они въехали в Горновку, Злата, как будто выйдя из транса, в котором она пребывала всю дорогу, пошевелилась и выпрямилась. Ну вот она и дома… Машина затормозила у обочины. Злата подождала, пока она остановится, и, не сказав Дорошу ни слова,