Он кивнул. Раздался звонок. Пора было приступать к работе. Я взял журнал десятого «А» и пошел в тренерскую. Забавно, у нас нет еще даже сценария, не говоря обо всем остальном, а эта затея уже начала притягивать самых неожиданных людей. Соскучились в школе номер 22 по живому делу, погрязли в рутине. Ну ничего, я их разворошу. С этими мыслями я и приступил к занятиям. На улице накрапывал дождик, так что пришлось проводить их в спортзале.

Наблюдая, как старшеклассники сигают через козла, я думал о том, что прошел всего месяц, как Владимир Юрьевич во мне уже весь съежился. Сидит где-то в дальнем уголке души и не рыпается. Я сам не заметил, как почти перестал сравнивать жизнь 1980-го года с жизнью 2023-го, да и мыслю я уже все чаще, как советский гражданин. Поначалу напрягало, что нельзя запросто прийти в магазин и купить, все что нужно — либо берешь то, что на прилавках, либо ссылаешься на знакомство с большими людьми.

Однако, когда внутренне принимаешь правила игры и начинаешь жить в предлагаемых обстоятельствах, общее течение жизни подхватывает тебя и несет. Это как переплывать бурную реку! Можно сопротивляться потоку, стремясь выплыть к нужной тебе точке противоположного берега, а следовательно — теряя силы и рискуя захлебнуться, а можно отдаться на власть течения, позволив реке свободно нести тебя и лишь немного подгребая руками и ногами, чтобы все-таки понемногу продвигаться к цели, используя энергию потока.

Первое время очень мешало отсутствие гаджетов и Интернета, было такое ощущение, что находишься в деревне, где нет зоны покрытия ни одного мобильного оператора, а потом ломка прошла. Наоборот, я стал находить даже положительные моменты в том, что меня не дергают каждую минуту ни нужные, ни тем более — ненужные люди. Не лезет в глаза и уши назойливая реклама. Не достают мошенники всех мастей. В общем — цифровой детокс по полной программе.

А вот, что касается цели… Зная будущее, я не мог не понимать, что моя педагогическая карьера закончится довольно скоро. Вряд ли, будучи учителем физкультуры, я смогу дорасти до министра образования. Скорее всего, как и многим учителям, в девяностые годы мне придется искать другой источник дохода. Вариантов не так-то много — либо челночничество, либо — бандитизм. А если учесть, сколько братков безвременно легло под дорогие мраморные надгробия, и судьба многих челноков была не лучше, то оба пути еще хуже, чем тупиковые.

Это, так сказать, низовой вариант. Ежели я захочу подняться над народными массами, мне придется податься в политики или в олигархи, но опять же, зная, какие причудливые извивы станет проходить отечественная и мировая история, я не могу гарантировать, что с большим трудом, идя по пути лжи и предательства, однажды не споткнусь на ровном месте и не полечу в тартарары. Хорошо еще, если в переносном смысле. Да и не хочется мне повторять уже однажды пройденное, пусть — и с вариациями.

Выходит, нужно искать что-то уникальное, что с одной стороны сохранит мне и моим близким жизнь, с другой — не оставит прозябать на задворках, влача жалкое существование малооплачиваемого неудачника, а с третьей — не потребует от меня совершать разные мерзости, ради того, чтобы вырвать у ближнего кусок пожирнее. Что это могло бы быть, я сейчас не имею ни малейшего понятия. Понятно, что для того, чтобы придумать этот нетривиальный ход, я должен воспользоваться знанием будущего, но каким именно — на это я ответить пока не мог.

А вообще жизнь в провинциальном советском городе в конце восьмидесятых затягивала, как благожелательная трясина. Впереди еще несколько лет относительной стабильности, которую одни именовали «эпохой застоя», а другие — «развитым социализмом». Через два года скончается Брежнев, через четыре — Андропов, через пять — Черненко. В 1986 Горбачев станет искушать народ гласностью, перестройкой и новым мышлением. Советский Союз начнет трещать по швам.

Закоренелые враги СССР, американцы, прикинутся овечками, но из-под каракуля будет нести все той же псиной, хотя советские государственные деятели и народ, очарованные сладкими речами и картинками сытной заокеанской жизни, не захотят замечать этого. Коммунисты разрешат открывать кооперативные ларьки, кафе, небольшие производства, но не обеспечат охраной от рэкетиров. Вскоре власть в стране фактически будет принадлежать бандитам, крышуемым продажными правоохранителями и чиновниками.

Приватизация окажется грандиозным надувательством. Народ потеряет последние накопления. Что не выгребет правительство, вытащат из карманов финансовые пирамиды. Лечить станут не в поликлиниках и больницах, а — по телевизору. Колхозы и совхозы разворуют, селяне либо сопьются, либо убегут в города. На национальных окраинах начнутся столкновения на этнической почве. Террористы проникнут в самое сердце страны. При этом можно будет читать, что хочешь, смотреть любые фильмы и слушать какую угодно музыку. Свободно участвовать в протестных демонстрациях, голодовках и в — ничуть не улучшающих твою жизнь — выборах. Не слишком ли высокая цена за эти сомнительные приобретения?

Конечно, появятся новые русские, многие из них будут богаче прежних хозяев жизни, которых свергли в 1917-м и уж намного зажиточнее нынешних завбазами и завмагов. Наверное, я смогу оказаться среди этой тонкой прослойки населения. И не в Литейске, где я ничего не знаю, а в Москве. Правда, прежних связей у меня уже не будет, придется обзаводиться новыми. Как вариант — хотя и довольно экзотический — выйти на самого себя, то есть на Данилова Владимира Юрьевича.

Всё ему — себе! — рассказать, доказав правдивость своих слов некоторыми фактами из нашей общей с ним жизни, о которых известно только нам, и предложить сотрудничество. Его связи — мое знание будущего. Правда, возникнет парадоксальная ситуация. Наша встреча, наверняка, изменит линию судьбы Вовчика, а значит, его не убьет голая шлюха. Однако тогда я должен буду исчезнуть! Или — нет? Вот ведь загадка… Потерпит ли Вселенная существование двух Владимиров Юрьевичей Даниловых, пусть одного и в чужом теле? Но ведь сейчас — терпит!

Я постарался выбросить всю эту премудрость из головы. Иначе и свихнуться недолго. А мне нельзя. У меня теперь Илга. Да и пацанов бросать негоже. Так что, раз уж взялся за эту лямку, придется тянуть. По крайней мере, несколько спокойных, в политическом смысле, лет у меня и страны есть. Я не могу повлиять на ход мировой истории, но могу попытаться изменить к лучшему судьбы хотя бы нескольких десятков человек. Да, пацаны вырастут. Большинство пойдет в армию — косить от нее станет уже следующее поколение — и кто-то, наверняка, окажется в горячих точках, но