Дуайт почувствовал, как через толстый слой войлока, холод глухих браслетов на запястьях и лодыжках. Веревки упали под ноги, легко разрезанные даже на вид острейшим ножом. Один из лаборантов нажал на что-то, зажужжало, тело, повинуясь механической силе, подалось в стороны. Несколько секунд, и вот он висит, распятый, как апостол Андрей, на стене. Притянут к ее холоду устройством, прячущимся за панелями.

– Уберите свет от его головы.

Сияние, пробивающееся через веки, стало мягче, отдалилось. Дуайт открыл глаза. Присмотрелся, ощутив мерзкое чувство поражения. Вариантов выбраться с победой не виделось. Совершенно.

– Разверните к Источнику.

Оказалось, его притянули не к стене, а к чему-то подвижному, скользящему на роликах в металлических желобах. И когда развернули, захотелось зажмуриться. Лучше бы не смотрел.

У девочек-приемщиц в Форт-Кроссе помещение было таким же. Отделанное плиткой везде, кроме потолка, с металлом столов и желобов. Со шлангами, смывающими с гладких поверхностей остатки требухи и крови после потрошения очередной добычи рейнджеров. Только у девочек было… теснее, темнее и старее. Чистоту они поддерживали так же яростно. Потому как здесь же, где вот-вот кромсали смертоглава, добираясь до его сокровенных дорогих тайн, приходилось резать и зашивать раненых «пустынных братьев».

Во владениях Козлоногого и его подручного, пахнущего хирургией, все выглядело куда лучше. Блестело, переливалось, и даже стерильность сама собой ощущалась на языке и в носу. Не операционная, а зал для приема важных персон с Залива, будь такая штука в фортах. Если бы не хренотень, названная Источником. Сомневаться в словах не приходилось. Смотрелась она дико и чуждо.

Серым блестящим слизнем, едва заметно шевелящимся, штуковина росла прямо из стены. По краям, еле слышно гудя, ее окружали пять больших рыжевато светящихся механизмов. К каждому подведен кабель толщиной с руку Дуайта, оплетенный гофрированным гибким металлом. Ярко горящие голубые электрические дуги, тянувшиеся от механизмов друг к другу, замыкали слизня гудящей границей. Синие тонкие отростки, идущие поверх Источника, потрескивали сильнее.

Несколько больших баллонов, закрепленных понизу и маркированных «биоопасностью», бросались в глаза позже. Шланги, идущие от них к рыжим механизмам, заканчивались клапанами. Одновременно, с равными промежутками в десять секунд, они шипели, выпуская почти невидимые глазу облачка. От прикосновений полупрозрачного газа-аэрозоля серый слизняк, начинавший шевелиться, успокаивался.

Капкан или силок, вот что напоминала сложная механическая паутина. Дуайт покосился в сторону непонятной штуковины, удерживаемой электричеством и газом. Серая мерзкая дрянь отдавала чужим, непонятным, совершенно ненормальным даже здесь.

– Приятно видеть человека, косящегося на объект моих исследований с интересом. – Голос, отдающий приказы, раздался справа. – Обычно, кроме проклятий, богохульств и жалоб, здесь ничего не случается. А сейчас прямо заинтригован, мистер… как вас?

– Оаху.

– Вы полинезиец?

Он остановился напротив. Непримечательное лицо, самое обычное, разве что выбритое так гладко, как редко получится у любого жителя Форта. Скорее, так мог бы выглядеть кто-то из Вегаса или Фриско, обладающий хорошими деньгами. Но не человек, работающий посреди пустыни.

Светлые глаза, светлые волосы, бледная кожа. Белый полупрозрачный комбинезон для операций, фартук из мягкого пластика, высокие, по локоть, плотные резиновые перчатки. И маска для дыхания, сейчас висящая на ремне, спускаясь с шеи на грудь. Гофра шланга уходила за спину, к серебристому баллону, виднеющемуся самым краешком.

– Я маори.

– Как интересно. Редкий экземпляр, жаль даже тратить вас для важной, в общем-то, цели. Вашу голову я бы с удовольствием добавил в коллекцию диковин в кабинете. Думаю, стоит попросить кого-то из ваших кураторов привезти ее потом. Когда вы погибнете, мистер Оаху.

– Обязательно погибну?

– Конечно. Оставлять вас в комплексе бессмысленно. Такие мускулы и рефлексы стоит применять правильно, а не оставлять охранять коридоры и подвалы.

Дуайта раздевали. Срезали одежду, орудуя ножницами и чем-то еще. Порой задевали, и тогда горячие капли стекали по коже тонкими струйками. Болтаться распятым, когда с тебя удаляют одежду, еще то веселье. А когда рядом стоит жаждущий общения садист в костюме врача, становится просто безумно смешно.

Его откатили к дальней стене, зафиксировав ложе-крест на направляющих. И на какое-то время мир пропал, превратившись в тугие потоки воды, бьющей в лицо и по телу.

– …нет особой необходимости, но так лучше… – прорвался голос, как только прекратился обстрел водой. – А, пропустили. Объяснил вам, что подобная дезинфекция была бы необходима в полевых условиях. Но там бы из вас получилось слепить только нечто низшего порядка. А здесь, в лаборатории, судьба ваша сложится иначе, мистер Оаху. Здесь можно заняться вами плотнее, правильнее, добиться более высоких результатов.

– Мне остается порадоваться?

Говорящий улыбнулся.

– Сейчас вас просушат, и мы вернемся к беседе. Говорю же, гости, отличающиеся наличием интеллекта и крепкой нервной системы, встречаются у нас редко. Как же не пообщаться, согласитесь со мной?

Ответ его не интересовал. Лаборанты взялись за вытянутые металлические конусы, расширяющиеся кверху, и начали просушку обжигающим воздухом. Приходилось отворачиваться и стискивать зубы. Но и это закончилось. Одновременно с возвращением общительного вивисектора в прозрачном.

– Да, меня можете называть просто доктор. Без имен, так оно проще и вам и мне, мистер Оаху.

– Как скажете, док. Вы точно не хотите отпустить меня, выслушав благодарности за такой неожиданный и приятный душ? Как в салоне Китти побывал, где дамам гарнизона крутят прически и полируют ноготочки. Часом, не подрабатываете там?

– Дерзите?

– Да. Мне разве остается что-то еще?

– Как приятно общаться с по-настоящему умным собеседником. Хотя, сами понимаете, внешне по вам такого и не скажешь. Совершенно. Дикарь дикарем, как основная масса нашей зубастой стаи. Вы себе представить не можете, как с ними порой сложно.

– У вас интересный акцент, док. Откуда вы?

– Отсюда. Я родился и вырос в этом бункере. И воспитывался моими родителями, пусть земля им будет пухом.

– И все же? Ваши родители очень интересно говорили… никогда не слышал, чтобы так тянули слова. Вы англичанин?

– Господь с вами, мистер Оаху, еще бы мне родство с этими зубастыми наглыми островитянами. Нет-нет, никогда. Пусть моя далекая родина окажется для вас тайной. Все равно вы никак не сможете воспользоваться знаниями о ней. То ли к сожалению, то ли к счастью. Дезинфицируйте.

Голос доктора загудел вздрогнувшей зубастой лентой Джигли. Власти и силы ему хватало на троих, если не больше.