— Дверь, что позволяла постичь божественность письменности фараонов…

Эта новость усугубила мое потрясение. Я наконец получил доказательство, которое мы искали уже полвека.

— Таким образом, вы подтверждаете, что Наполеон был прав, веря в ее могущество.

— Терпение, Фарос, — повторил Фижак. — Прежде чем делать выводы, дослушайте. Для начала, я должен уточнить, что рассказ мой основывается на том, что я мог видеть и слышать сам. Я мог лишь принять на веру слова Сегира, когда он высказывался внятным мне языком. Остальное же, то есть звуки и символы, которые я ощущал или видел, не понимая их значения… Я выделил только некоторые — только те, которые мне показались несомненными. В конце концов, не совершил ли я ошибку, слишком поторопившись интерпретировать послания, которые смог разглядеть? Позже вы сможете осудить меня за это…

— Продолжайте, умоляю вас…

Он подумал еще. Он напрягал память, и это было для него мучительно.

— Я думаю… Нет, я уверен, что в этот момент знаки на зеркале исчезли. Пар стал таким густым, что превратился в воду. Она заструилась по зеркалу, как дождь по стеклу. На окне же все исчезло. Осталась только эта вода, которая будто прилипла к зеркалу и держалась в пустоте. Вода сгустилась еще сильнее, начала двигаться — словно течение реки в паводок; мощный и шумный поток, и источник его находился где-то чуть выше центра зеркала. Но при этом вода оставалась внутри рамы. Она текла и исчезала, словно какое-то чудо…

— Уместно ли это последнее слово?

— А как еще это объяснить? Я не осмеливался приблизиться, но, издалека разглядывая это изумительное видение, видел, что ни одна капля не падала на пол. Вода выходила, текла и исчезала, но только в прямоугольнике зеркала. Да, я мог сравнить то, что я видел, с течением реки, все пропорции коей были вполне соблюдены, хотя и в миниатюре.

— В Египте есть только одна река, и она называется Нил…

— А как же Стикс, заимствованный у мертвых? Видение, что явилось позже, заставило меня подумать об этом. Дракон!

Во всяком случае, похоже на дракона, и я буду называть это так. Он двигался чуть выше, посреди потока. Я его хорошо рассмотрел и различил семь голов и восемь крыльев. И миллионы рогов… Он смотрел на моего брата.

— «Пусть вода будет для тебя огнем жгучим…» Так сказал Сегир?

— Да, но в это время вокруг раздавались уже новые звуки. Сегир ответил на них вопросом: «Если я хочу жить, должен ли я смотреть на дракона?» Звуки возобновились. Сегир продолжал: «Жить. Да, я хочу жить… Зачем умирать?» Тогда дракон крыльями расколол реку, разделив ее надвое. Одна вела к свету, другая — во тьму. «Вечность! — прошептал Сегир. — Власть фараонов…» И рукой указал на реку, что вела к свету…

Я прервал Фижака:

— Вы расшифровали этот ребус?

— Объяснение пришло ко мне позже, а тогда… Я сейчас расскажу вам, как я поступил тогда. Я совершил деяние, последствия которого были очень значительны. Прав ли я был?

Я думал об этом все эти годы и теперь хочу знать ваше мнение. Но для начала — как вы думаете, что означала эта картина?..

— Ключи Сновидений действительно являются сезамом для достижения божественного. Тут я с вами согласен. Дело сделано, река перенесла нас к некоему подобию перекрестка, у которого одна дорога ведет к вечности, то есть, как мне кажется, к Богу, а другая возвращает к временному, то есть к земной жизни. Остается дракон… Без сомнения, это что-то вроде посланца. Он показывает обе дороги и дает право выбрать. Для посетителя его грозный вид лишь символизирует тяжесть предстоящего решения. Что касается выбора… Свет или тьма, о чем мы говорили?

— О свете…

— Но свет — это жизнь? Или вечность?

— Сегир показывал на освещенный путь и говорил о вечности или о власти фараонов…

— Ему казалось, это взаимосвязано?

— Продолжайте ваши рассуждения…

Фижак довел меня до крайности, и у меня не оставалось больше мужества. Переутомление нарастало. Мне вдруг захотелось закрыть глаза и найти свет, который так ласкал меня, когда я думал, будто умираю…

— Свет! Он ведет к вечности… Но она обязывает порвать с земной жизнью, — прошептал я.

— Я подумал так же, — сказал Фижак. — Чтобы познать власть фараонов, надо отказаться от жизни. И этот выбор был предложен Сегиру. Или он выбирал дорогу, что вела в вечность; или дорогу, что возвращала к земной жизни. Это последнее — не самое соблазнительное предложение, ибо там царил ужасный беспорядок, вода стала кровью, люди кричали и стонали… Сегир мог умереть, и ему посулили, что он узнает обещания Неба, где осуществляется власть Бога. Бесконечность и вечность… Вот что находилось за пеленой. Но он мог отказаться и вернуться к жизни… Вы так это понимаете?

— Точно. И что вы сделали?

— Видеть, как брат умирает и ничего не предпринять… Жестокое состояние, полное бессилие… Сегир указывал в направлении вечности!.. Он выбирал и, чтобы я не усомнился, прибавил еще: «Приведи меня к тайне фараонов, ибо она не в этом мире, который я должен оставить. Жить или умереть без сожаления?..» Потом он произнес какие-то звуки или слова, которых я не понял и которые звучали, как те, что слышались вокруг нас. Затем эти звуки стали знаками, еще красивее тех, что являлись прежде. Они выходили из чистой и сверкающей жидкости, что образовала освещенный путь. Прозрачные, как кристаллы, созданные из воды, они плыли в воздухе и казались живыми. Я их узнал тотчас же, как и иероглифы. Сегир читал их без усилий. Он постигал могущество этой письменности. Но чем дальше, тем больше тело его истощалось. Голос слабел. Кожа совсем побелела. Я стал нащупывать его пульс. Он почти не ощущался. Мой брат уходил от меня. Дракон уже развернул крылья. Путь, что возвращал на землю, начал исчезать. Двери возвращения закрывались… И тогда я подумал, как спасти Сегира…

— Вернуть его к земной жизни?

— Да, — вздохнул он. — Я плакал, я кричал, я был в отчаянии от мысли, что теряю брата навсегда, теряю моего единственного друга, смысл моего существования, ибо один из нас никогда не существовал без другого. Склонившись над ним, я говорил про свою печаль, я умолял его не оставлять меня, я тряс его в невозможной надежде вернуть… Он умирал, говорю же, и я этого не хотел. И тогда я совершил свой самый страшный из грехов. Я выбрал за него.

— Но это же невозможно…

— Порой беда становится мощнейшей силой… Обезумев, я вскочил и подбежал к зеркалу. С этого момента все смешалось. Контуры дракона расплылись, восемь крыльев и семь голов рассыпались мелким дождем, их изображение потерялось в реке, а река переполнилась, вышла из берегов и брызнула за пределы зеркала. Но, не успевая касаться земли, вода превращалась в туман и растворялась. Путь, что вел к вечности, исчез. Водяные знаки неслись по течению, потерявшись меж двух миров. Тогда, чтобы покончить с этим хаосом, я сделал непростительное: я схватил зеркало и бросил его на пол. Я его разбил.