Националистический дискурс читинских большевиков был также более гибким, чем дискурс владивостокских ультрароялистов. Подчеркивая, что земли от Байкала до Тихого океана принадлежат России, ДВР вместе с тем шла навстречу национальным движениям меньшинств, продолжая имперскую революцию[823]. Даже после де-демократизации Бурят-Монгольской автономной области, когда ее руководителем вместо эсера Петра Никифоровича Дамбинова стал большевик Матвей Иннокентьевич Амагаев, бурятский народ продолжал оставаться одной из наций-основательниц ДВР. Хотя конституционные положения о корейской, украинской, еврейской и тюрко-татарской экстерриториальной культурно-национальной автономии так никогда и не были осуществлены на практике, национальные меньшинства, открывавшие свои школы, распространявшие литературу на родном языке и проводившие иные культурные мероприятия, могли рассчитывать на некоторую юридическую поддержку и иногда даже на финансирование со стороны государства. Кроме того, читинское правительство не посягало на свободу вероисповедания. Наконец, существование второй Бурят-Монгольской автономной области в составе РСФСР наглядно показывало, что большевистская автократия все же не лишена элементов децентрализации по национальной линии, а значит, сохраняет некоторые элементы леволиберального имперского национализма.

С точки зрения националистов – представителей меньшинств Чита, несмотря на свои недостатки, все же выигрывала по сравнению с Владивостоком. Даже те немногие уступки меньшинствам, существовавшие в Приамурском государственном образовании при Спиридоне Дионисьевиче Меркулове, оказались под угрозой при Дитерихсе – стороннике православного государства и антисемите. Кроме того, ультрароялисты продолжали выступать за японское военное присутствие или даже за японский протекторат над Дальним Востоком, хотя бы временный, что противоречило этническому оборонческому национализму многих корейцев, а также имперскому оборонческому национализму тех лидеров меньшинств, которые считали сильное Российское государство гарантией собственного самоопределения.

25 октября 1922 года, не выдержав международного и внутрияпонского давления, японское правительство вывело войска из Владивостока. В этот же день в город вошли подразделения НРА и Красной армии под руководством литовского большевика Иеронима Петровича Уборевича. Вхождение ДВР в состав РСФСР, последовавшее 14–15 ноября 1922 года, производило впечатление театральной постановки: крестьянское большинство Народного собрания ДВР уступило просоветской уличной демонстрации и согласилось на ликвидацию ДВР. Но непонятно, была ли вообще нужна эта последняя попытка сыграть в демократизм, ведь зависимость Читы от Москвы была совершенно очевидна как населению ДВР, так и иностранцам.

ДВР отчасти преуспела в осуществлении своей главной задачи – в сохранении российского Дальнего Востока для Российского государства, но японцы продолжали оккупацию Северного Сахалина. Буферная политика продолжилась еще некоторое время: ДВР была преобразована в Дальневосточную область с особым экономическим режимом. Кроме того, советский федерализм, казалось, позволял удовлетворить интересы региона и меньшинств. Но в составе Советского Союза места для второй русской республики не нашлось. Хотя план Краснощёкова сделать ДВР в будущем «федеративной частью РСФСР» и получил на первых порах одобрение Чичерина, от него быстро отказались, как и от других краснощёковских инициатив. Краткий переходный период, во время которого Дальний Восток пользовался определенной экономической и административной автономией, закончился в 1926 году, после вывода японских войск с Северного Сахалина: созданный на месте области Дальневосточный край был полностью интегрирован в состав РСФСР[824]. Единственным его отличием от других регионов страны были иностранные концессии, исчезнувшие в остальных частях СССР в 20-е и 30-е, но продолжавшие действовать на Северном Сахалине вплоть до 1940-х годов.

Заявленная открытость по отношению к национальным движениям меньшинств тоже оказалась избирательной. Во второй половине 1920-х годов экспорт революции вышел из числа приоритетов московского руководства, что способствовало расцвету государственнического большевистского национализма. Хотя в 1923 году бурят-монголам была предоставлена автономная республика, а в начале 1930-х годов дальневосточные украинцы тоже ненадолго получили местную автономию, многие большевики, придерживавшиеся явно националистических и расистских взглядов, выступали против создания новых автономий. Корейская территориальная автономия на Дальнем Востоке так и не появилась: этому помешали как страхи перед Японией, так и возвращение к русскому переселенческому колониализму. Более того, в 1926 году московское руководство поддержало инициативу дальневосточной партийной элиты по принятию «всех доступных мер для прекращения притока китайцев и корейцев на советскую территорию»[825]. Хотя корейцы оставались одной из признанных советских национальностей, а дальневосточная экономика по-прежнему нуждалась в китайских рабочих руках, в 1937 году советское правительство насильственно переселило большинство корейцев с Дальнего Востока в Среднюю Азию, что стало первой тотальной советской этнической чисткой, а также депортировало или переселило многих китайцев.

НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКАЯ МОБИЛИЗАЦИЯ И ДЕ-ДЕМОКРАТИЗАЦИЯ

После прямого военного столкновения друг с другом в декабре 1921 года Правительство ДВР и Временное Приамурское правительство, так и не дождавшись каких-либо существенных сдвигов на Вашингтонской конференции, существенно урезали гражданские свободы, закрыли большинство еще продолжавших действовать оппозиционных газет и начали преследование своих политических оппонентов. Теперь Чита и Владивосток выдвигали на передний план не демократизм, а российский (или русский) националистический дискурс.

Как в Советской России, так и к востоку от Байкала укреплению большевистского режима способствовала армия[826]. Но НРА в этом плане была не такой надежной, как Красная армия РСФСР: она была сравнительно немногочисленной и крайне разнородной. Среди примерно 90 тысяч бойцов НРА (на лето 1921 г.) были венгерские и другие воины-интернационалисты, партизаны, регулярные бойцы Красной армии, а также бывшие сторонники Александра Васильевича Колчака и Григория Михайловича Семёнова. Тяжелое материальное положение армии усугублялось недостатком дисциплины и широко распространенным воровством. Наконец, бóльшая часть НРА находилась в западной части республики, что сыграло свою роль в поражениях в Приамурской области в декабре 1921 года. Хотя в том же месяце Василий Константинович Блюхер вернулся с Дайренской конференции (26 августа – 12 декабря 1921 г.; конец марта – 16 апреля 1922 г.) и взял на себя командование НРА, а на фронт были присланы подкрепления, наступление в начале января 1922 года оказалось неудачным[827].