Мы остались вдвоем и минуты две молчали. Незнакомка порывалась заговорить со мной, но что-то удерживало ее. Наконец она собралась с духом.

– Коли вы точно Морозов, я должна просить прощения… у вас и у друзей ваших… они тоже морские офицеры?..

Я не слишком догадлив, когда речь идет о милых дамских хитростях. Но тут меня осенило. Ее вопрос относился к Артамону. Она хотела услышать о моем сумасбродном дядюшке.

Времени на долгие объяснения у меня не было. Вот-вот могли прийти матросы за Эмилией.

– Он любит вас страстно, отчаянно! – воскликнул я. – Это не шутка, не лукавство! Поверьте, такая любовь бывает, может, лишь раз в столетие!

– Он не знает меня, не знает даже моего имени! – отвечала девица. – Как я могу верить вам… и ему?..

– В именах ли дело? Он видел вас… он встретил вас… вы встретили друг друга… – я хотел объяснить ей, что встреча была судьбоносной, но не мог найти слов. – Он сейчас только о вас и помышляет, стоя на вахте у Даленхольма!

– Где это? – спросила незнакомка.

– Это самое опасное место для канонерских лодок, и Вихрев отправился туда добровольно. Когда неприятель вздумает форсировать Двину, он со своими лодками примет первый удар!

Разумеется, я преувеличивал. И сам это прекрасно сознавал. Но я хотел, чтобы она поняла, какой человек мой неуемный дядюшка. Я хотел, чтобы она осознала: любовью такого человека всякая женщина могла бы гордиться!

Точно так же поступил бы и Сурок.

Она молчала. Да и что она могла сказать? Она слышала мои слова и не возразила, какие тут еще нужны объяснения?

Я хотел было добавить, что коли Артамону придется помирать, то он помрет с ее именем на устах. И вовремя пресек свое красноречие – как раз имени-то мы и не знали! Сказал же я одно:

– Вы должны мне верить… я знаю Артамона, кажется, с самого рождения, мы росли вместе…

– Когда-нибудь, – отвечала она, – когда война кончится, может быть, если к тому времени мы друг о друге не позабудем…

И тут на лестнице послышались шаги. Мы окаменели. Незнакомка нацелила на дверь пистолет, которого не выпускала из рук.

Вошли оба матроса.

– Господин Морозов, господин Бессмертный внизу с самокатом, – сказал один.

– Кого тут надобно снести вниз? – спросил второй.

Незнакомка повела их в угол и стала поспешно собирать вещи, которые могли пригодиться Эмилии. Кроме прочего, она взяла и пузырек с опиумной настойкой.

– Если бы не это, мы не смогли бы с ней справиться, – произнесла она, отдавая пузырек матросу. – Теперь она спит и, кажется, не ощущает боли. Мы уже наловчились давать ей столько, сколько нужно для шести или семи часов забытья. Передайте это докторам.

Матросы были могучего сложения. Они подняли Эмилию вместе с тюфяком. Незнакомка сильно беспокоилась о том, чтобы не пошевелить раненое плечо.

– Это был выстрел или удар ножом? – спросил я.

– Удар длинным кинжалом, – отвечала она. – К счастью, он не был неожиданным, Эмилия успела отскочить в сторону. Сердце не задето, однако острие вышло из спины. Мы не знали, что именно повредил нож, а у нее началась горячка, рана загноилась. Теперь она, слава Богу, почти чистая.

Я взял свечку, предупредил матросов о коварстве лестницы и пошел первым. Они несли Эмилию, а замыкала нашу процессию незнакомка с каким-то имуществом, увязанным в простыню.

Домовладелец так и не высунулся.

На улице нас уже ждали Бессмертный и селерифер.

Вчетвером мы усадили Эмилию боком на седло и завернули в одеяло. Матросы обхватили ее с двух сторон, причем незнакомка даже прикрикнула на них – ей показалось, что плечо Эмилии в какой-то мифической опасности. Затем мы двинулись к перекрестку Большой Песочной и Большой Яковлевской, причем селерифер катили впереди, а мы втроем шли сзади. Улица была неровной, и матросы, и мы держались то правой, то левой стороны.

– Я предложил бы и вам искать убежища в Цитадели, – сказал Бессмертный незнакомке, – но уверен, что вы откажетесь.

– Разумеется, – отвечала она. – У меня есть жилье в Риге. Здесь я была только ради Эмилии. Но… но как вы дадите мне знать, если будут новости?..

– Новости о ней? – спросил Бессмертный. – Я боюсь, что с ней все очень плохо. Спасти ее могло только чудо, если она, преследуя господина Лелуара, забралась в логово лазутчиков. Но свет не без добрых людей. Я верю в чудеса…

– У меня есть способ, как безопасно меняться записками, – сказал я. – На перекрестке Известковой и Большой Королевской стоит будка. Будочник – мой старый приятель, Иван Перфильевич, бывший моряк. Он уже однажды не выдал меня полиции. Он заступает на вахту не каждый день, у него есть товарищ по ремеслу. Но коли подстеречь его и передать записку для Морозова, он ее сбережет и отдаст мне. Равным образом и сообщение для вас… как прикажете представить вас Ивану Перфильевичу?

Она улыбнулась, моя хитрость имела двойной прицел, и незнакомка это оценила.

– Я в крещении получила имя Ксения. Но… впрочем, об этом расскажу когда-нибудь потом… Оставляйте записку для Ксении! Прощайте, господа!

– Стойте! У меня еще вопрос! Скажите, мадмуазель, не доводилось ли вам слушать ночью «Марсельезу», которую поет неведомо кто, с неизвестной целью, и место, откуда она доносится, тоже определить невозможно? – спросил Бессмертный.

– Доводилось, – удивленно произнесла она. – Я думала, мерещится. Звуки шли словно бы из-под земли и вскоре прекратились.

– Вы ничего более об этих певцах не знаете?

– Ничего… – тут она резко повернулась, толкнула Бессмертного к стене и сама прижалась рядом с ним.

Почти одновременно грянули два выстрела – из темноты и в темноту.

– Бегите! – воскликнула незнакомка с дымящимся пистолетом в руке, обращаясь к матросам. – Бегите же! Я задержу их!

– Видите, Морозов, я был прав. Почему? Потому что мы пришли вовремя! Да уберитесь же в тень!

Я, несколько ошалев, стоял в пятне света от фонаря и представлял собой превосходную мишень. Тот, кто стрелял со стороны Пороховой башни, видимо, перезаряжал пистолет, иначе объяснить то, что я остался в живых, невозможно.

Дальнейший наш разговор в точности передать не могу, мы говорили все разом, при этом мадемуазель целилась из второго пистолета, а куда – непонятно.

Незнакомка заявляла, что люди, стрелявшие из мрака, метили в Эмилию. Я утверждал, что все мы стояли чересчур близко – мало надежды попасть в удаляющуюся фигуру на селерифере, слившуюся с двумя другими фигурами. Бессмертный требовал, чтобы она шла с нами в Цитадель, благо идти недалеко, и пробыла там хотя бы до утра.

А меж тем у Пороховой башни раздались крики «стой!». Это прибежал патруль и пытался таким образом изловить незримого стрелка.