Эксперимент Фишхоффа получил неожиданный поворот в 1972 году после того, как Ричард Никсон объявил о своем предстоящем историческом визите в СССР и Китай. До поездки участникам эксперимента сообщили, что могут произойти разные события: Никсон может лично встретиться с Мао, может посетить мавзолей с телом Ленина и так далее. Затем им предложили оценить вероятность каждого события из списка. Фишхофф собрал информацию и стал ждать. Через несколько месяцев после поездки Никсона он повторно опросил участников эксперимента. Как вы думаете, произошло ли каждое из событий? Помните ли вы, насколько вероятным оно вам казалось до поездки? «Респонденты помнили, что они оценили выше вероятность тех событий, которые, как им казалось, произошли, и оценили ниже вероятность тех событий, которые не произошли», – резюмировал Фишхофф.

Принцип ретроспективного искажения исключает фактор неопределенности из прошлого. Нам кажется, что существовала высокая вероятность того, что произошедшее случится. Более того, мы считаем, что это было предсказуемо. На деле же мы это просто знаем.

Итак, мы находимся в настоящем, всматриваемся в пугающее и неизвестное будущее и воображаем все ужасы, которые потенциально могут произойти. А когда мы оглядываемся в прошлое? Оно кажется таким упорядоченным, таким предсказуемым – совсем не то, что настоящее. О да, ужасные времена.

Это иллюзия. Обратимся к примеру дочери Томаса Фридмана, которая пошла в колледж в 2003 году, отправившись «в мир гораздо более опасный, чем тот, в который она пришла младенцем». Она родилась в 1985 году. Был ли мир в 2003 году «гораздо более опасным», чем в 1985-м? Благодаря когнитивным искажениям, свойственным мозгу человека, так вполне могло показаться.

Однако в 1985 году Советский Союз и Соединенные Штаты располагали арсеналом ядерного оружия, достаточным, чтобы уничтожить половину населения земного шара и оставить выжившим только дымящиеся руины. Ракеты этих двух стран были направлены друг на друга. Они могли быть пущены в любой момент. Об угрозе полного уничтожения стало бы известно за несколько минут до ее наступления, и в 1985 году такой сценарий казался весьма реалистичным. Эскалация холодной войны шла с 1979 года (с момента ввода советских войск в Афганистан) и победы Рональда Рейгана на президентских выборах в 1980-м. В 1985 году в Советском Союзе к власти пришел Михаил Горбачев. Сейчас мы знаем, что Горбачев и Рейган встречались и последовательно работали над снижением напряженности, что холодная война завершилась мирно, что через несколько лет СССР распался. Но в 1985 году все эти события были скрыты во мраке будущего. Если бы людям в том году предложили оценить вероятность тех событий, которые позже произошли на самом деле, они сочли бы их крайне маловероятными, – поэтому не было ни одного такого прогноза. А что насчет ядерной войны? О да, это очень вероятно!

В 1983 году фильм «На следующий день» (The Day After), показавший жизнь провинциальной Америки до и после ядерной войны, стал самой обсуждаемой картиной того периода. В 1984 году в свет вышло не менее семи романов на тему ядерной войны. Страх в обществе был почти осязаемым. Он наполнил воображение миллионов людей кошмарами и вывел миллионы протестующих на улицы Европы и США. «Предположим, я выжил, – писал британский новеллист Мартин Эмис. – Предположим, у меня не вытекли глаза и меня не задела взрывная волна из осколков стекла, металла и разных конструкций. Допустим. Я буду обязан (хотя это последнее, что мне будет хотеться сделать) пройти эту бесконечную милю до своего дома, через огненный шторм, остатки воздушного потока, летящего со скоростью тысячи километров в час, через искореженное пространство и распростертые на земле мертвые тела. После этого, если у меня все еще останутся силы, я должен буду найти свою жену и детей и убить их – если, конечно, к тому моменту они будут все еще живы».

В 1985 году в мире начала быстро распространяться информация о новом смертельном вирусе – словно сценария с выжженной планетой было недостаточно. Лекарства от СПИДа не было. Стоит заразиться, и вы обречены на медленную, мучительную смерть. А вероятность заразиться постоянно росла и уже распространялась на людей с гетеросексуальной ориентацией. «СПИД не делает различий по гендерному признаку, – сообщала Опра Уинфри в своем шоу в 1987 году. – На основе результатов исследований сделан прогноз, по которому каждый пятый человек гетеросексуальной ориентации может умереть от СПИДа в течение следующих трех лет. То есть к 1990 году. Каждый пятый». Министр здравоохранения Чарльз Эверетт Куп назвал эту болезнь «самой серьезной угрозой для нации из когда-либо существовавших». Один из членов президентской комиссии по борьбе со СПИДом пошел дальше, объявив СПИД «самой большой угрозой обществу, с которой когда-либо сталкивалась цивилизация, – более серьезной, чем все эпидемии прошлых столетий». Сегодня мы знаем, что ситуация развивалась иначе, но в то время были все основания считать мрачные прогнозы реалистичными. И испытывать очень, очень сильный страх.

Был ли мир в 1985 году намного безопаснее? Томас Фридман считал так в 2003 году, но я склонен полагать, что он стал жертвой когнитивного искажения. Он знал, что холодная война благополучно завершилась и что СПИД не превратился для США в «черную смерть». Поэтому в 2003 году Фридману могло казаться, что подобный исход был более вероятен, чем это казалось в 1985-м.

Я не ставил себе цель критиковать Фридмана. Я лишь хотел показать, что даже авторитетный эксперт в области международных отношений подвержен этой иллюзии. И он не один. В 2005 году в книге Expert Political Judgment («Экспертная политическая оценка») психолог из Калифорнийского университета Филип Тетлок представил результаты своего двадцатилетнего проекта, в ходе которого он отслеживал прогнозы 284 политологов, экономистов, журналистов и других экспертов. Их работа заключалась в том, чтобы «комментировать или предлагать рекомендации относительно политических и экономических тенденций». В общей сложности Тетлок проверил 82 361 прогноз и выяснил, что их точность оказалась настолько низкой, что, если бы выдвигались случайные догадки, результаты были бы лучше. Тетлок также подтвердил эффект, обнаруженный Фишхоффом: когда экспертов спрашивали постфактум, насколько они были уверены в своих прогнозах, они помнили, что были более уверенными и давали более точный прогноз, чем на самом деле. (В отличие от студентов, участвовавших в эксперименте Фишхоффа, когда экспертам указывали на этот эффект, они часто воспринимали это в штыки.)

Я ни в коем случае не утверждаю, что все пугающие прогнозы ошибочны. Катастрофы случаются, и иногда умные люди, располагающие информацией, способны их предсказать, – это очень трудно, но возможно. К каждому пессимистичному прогнозу следует подходить критически. Тем, кого беспокоят апокалиптические сценарии, следует вспомнить, сколько появилось ужасных (и прекрасных) вещей, которые не были никем предсказаны, и в истории множество примеров того, как люди по каким-то причинам фокусировались на негативных аспектах вещей и явлений и предсказывали катастрофы, которые так и не произошли.

В 1967 году, который войдет в историю, как год «Лета любви»[44] и «Оркестра клуба одиноких сердец сержанта Пеппера»[45], американцы получили на редкость конкретное предупреждение о грядущей катастрофе. Она разразится в 1975 году, и мир уже никогда не станет прежним. Вероятно, сегодня уже никто не вспомнит о книге Famine – 1975! («Голод 1975 года!») братьев Уильяма и Пола Паддок, но в 1967 году ее сметали с полок книжных магазинов. Братья Паддок были авторитетными специалистами в своих областях. Один из них – агроном, второй – дипломат. В книге приводились результаты многочисленных научных исследований и данные, собранные по всему миру, – от производства пшеницы в послевоенной Мексике до производительности экономики Советского Союза. Авторы пришли к пессимистичному выводу: из-за быстрого роста численности населения в мире запасы продовольствия подходят к концу. Мир стоит на пороге глобального голода, и ничто не способно его предотвратить. «Катастрофа предопределена, – писали авторы. – Голод неизбежен».