— Барышня, — произнесла старуха укоризненно и надменно, со знанием дела, — разве вы не знаете, что нет ничего более безнравственного, чем упоминать — даже упоминать! — об этом злобном создании!

— О чем? Об этой пичуге? — переспросил молодой мужчина с большими оттопыренными ушами, сидевший рядом с женщиной.

Старушке он показался глуповатым простолюдином, и, к ее великому неудовольствию, затем принялся подражать трели птицы и радостно ухмыляться. В конце концов его спутница тоже разулыбалась и шутливо поддела его локтем.

Старуха брезгливо скривилась.

— Я имею в виду, — проговорила она с натянутой сдержанностью, — о притче во языцех, о самом наглом разбойнике с большой дороги из тех, что когда-либо бесчинствовали на просторах нашей империи. С того дня, как судьба уготовала мне встречу с ним, я никак не могу оправиться, и никогда не оправлюсь, никогда в жизни! Ничто не способно более оскорбить слух добропорядочного человека, чем упоминание этого ненавистного имени! Уверена, наш друг, лицо духовного звания, непременно согласится со мной, — добавила старушка, улыбнувшись толстяку-монаху, который подсел в дилижанс в Вендаке.

— О, воистину так, досточтимая госпожа, — подтвердил монах, пошевелив похожими на сардельки пальцами, сплетенными на внушительном животе. — Воистину так, барышня, — присовокупил он, строго взглянув на молодую женщину.

— Барышня? — проговорила она и вытянула руку. На пальце сверкало золотое обручальное кольцо. — Да будет вам известно: я — замужняя женщина.

Не сказать, чтобы это было сказано так уж заносчиво, но уж гордо — это точно. С этими словами женщина прижалась к, своему спутнику, а тот смущенно зарделся, усмехнулся и поправил белый парик, который ему явно очень мешал.

— Хмф! — фыркнула старуха, словно бы усомнилась в том, что заявление о том, что эти двое состоят в законном браке — правда. Она опустила голову (ее подбородок при этом уткнулся в складки своих многочисленных повторений) и дала компаньонке знак продолжать чтение. О, если бы она знала, что в Зензане все так гадко, она бы ни за что не отправилась навестить свою кузину Мейзи. Сначала встреча с жутким разбойником, потом война! Подумать только — война! Старуху разбила опасная лихорадка, но как только она немного поправилась, никто на свете — и даже Мейзи — не смог бы удержать ее в этой проклятой богами стране.

И вот теперь, похоже, ей предстояло снова страдать. Разве в Эджландии ей, порядочной, высокородной даме, пришлось бы путешествовать в обществе этой простушки с масляно-желтыми кудряшками и ее так называемого супруга с идиотской ухмылочкой и огромными торчащими ушами? Что за люди! Неужели они полагали, что кого-то могут обмануть, нарядившись в дешевые тряпки, похожие на богатые наряды? Явно это были чьи-то слуги — в лучшем случае. И почему их только пустили внутрь, недоумевала старуха. Могли бы преспокойно разместиться на запятках. Только присутствие монаха действовало на старуху умиротворяюще. Она вообще всегда чувствовала себя спокойнее рядом со священнослужителями.

А потом ей припомнился зензанский каноник, который был среди пассажиров дилижанса в то мгновение, когда ее слух был так жестоко оскорблен грубым окриком: «Ни с места!»[5]Старуха неприязненно поежилась и дала компаньонке знак подать нюхательные соли. Из коврового баула, что лежал под ногами, компаньонка извлекла маленький золотой флакончик с притертой пробочкой. Как только компаньонка приоткрыла баул, маленькие глазки монаха довольно блеснули — он словно бы молчаливо благословил это деяние.

Дилижанс, покачиваясь на ухабах, вершил свой путь. Солнце палило вовсю.

Молодая замужняя женщина разочарованно посматривала на старуху, ее тощую компаньонку и жирного монаха. Она ведь так старалась вести себя учтиво! Как же это противно — когда некоторые люди стараются показать, что они лучше других, при том, что на самом деле они ни капельки не лучше! Можно подумать, мало она на таких насмотрелась. Очень даже достаточно насмотрелась!

И все же она твердо решила, что заставит их подобреть и улыбнуться.

Она наморщила нос и громко проговорила:

— Как думаете, досточтимый Ольх, переменится ли эта ужасная погода? Я просто вне себя от изне... мозжения!

— Что ты сказала, моя радость? — с неуверенной улыбкой переспросил молодой человек. — Ну, с мозгами-то у тебя все в полном порядке — так мне сдается. Да и со всем остальным тоже, если на то пошло, и...

Тут он охнул и умолк, поскольку острый локоток супруги опять вонзился ему под ребра.

— А скажите-ка, досточтимый Ольх, — предприняла новую попытку завязать с мужем светскую беседу молодая женщина, — как вам понравилось обслуживание гостей в Вендаке? На мой вкус, там очень и очень дурно обслуживают. И я так думаю, эти благородные дамы со мной согласятся.

Если старуха и должна была что-то ответить на это высказывание, она промолчала и только еще упрямее наклонила голову. Ее компаньонка лишь на несколько мгновений прервала чтение, а читала она — во что трудно было поверить, так заунывно звучал ее голос — классическую романтическую вещицу под названием «Тернистый путь к брачному ложу».

— А скажите, досточтимый Ольх, — не унималась женщина, — не показалось ли вам, что солонина у них там решительно подпорченная, а картофель недоваренный, а подлива водянистая? Да и мебель, на мой взгляд, оставляет желать много лучшего. Если бы занозы, что торчали из скамьи, прокололи мои юбки, даже и не знаю, что бы приключилось с моими яго...

Старуха гневно зыркнула на нее. Ее компаньонка хихикнула.

— А пивко неплохое там подавали, — пожал плечами муж молодой женщины.

— Пивко! — возмущенно воскликнула его жена. — Да будет вам известно, досточтимый Ольх, что пиво — самый что ни на есть низ-мен-ный из всех напитков, которые подают в приличных заведениях! Но где же, спрашивается, дели-катность и утонченность, с которой положено обслуживать почтенных клиентов? Хорошо, что я, — тут она гордо вздернула подбородок, — женщина со средствами и скоро стану хозяйкой собственного заведения, где все будет по высшему разряду!

Женщина со средствами! Это переполнило чашу терпения старухи. Она забарабанила в потолок.

— Кучер! Кучер! Я — кузина Мейзи Мишан, супруги губернатора Зензана! И я требую, чтобы вы немедленно высадили эту замарашку!

— За-ма-раш-ку?! — вскричала молодая женщина, щеки которой покрыл алый румянец негодования.

Дилижанс накренился на повороте. В следующее мгновение оскорбленная женщина непременно ответила бы старухе, как та того заслуживала, но тут испуганно заржали лошади и женщину отбросило на спинку сиденья. Дилижанс резко остановился, послышался громкий крик:

— Ни с места!

Старуха взвизгнула и лишилась чувств.

— Бессовестный негодяй!

Старуха довольно быстро пришла в себя.