Михаэль Ван-дер-Гюхт. Портрет Даниеля Дефо. Гравюра. 1706

Если угодно найти другое применение науки о языках в науке исторической, то проследите сквозь время и пространство судьбу слова gentleman, которому наше gentilhomme было отцом. Вы увидите, как его значение в Англии расширялось по мере того, как сословия сближались и смешивались. В каждом веке его применяют к людям, стоящим на чуть более низкой социальной ступени. […] Во Франции же слово gentilhomme всегда оставалось тесно зажатым в своем первоначальном значении… То есть сохранили нетронутым слово, служившее для обозначения членов касты, потому что сохранили саму касту, которая всегда была столь оторванной от других».

4. Сквайр в кафтане с серебряными пуговицами, с его париком, с его личной скамьей, на которой он спит в церкви, с его охотничьей командой — все это в глазах самих крестьян составляет необходимую часть окружающей их обстановки да и самой жизни. Только после индустриальной революции, пересадившей массы на другую почву, они перестанут считать парламент сквайров естественным явлением. В начале века они удовлетворятся тем, что будут находить между обитателем имения и обитателями коттеджей некоторое сходство нравов. Этот сквайр — крестьянин; он ругается, как крестьяне, при надобности пьет вместе с ними, в дни выборов они сперва поносят и поливают грязью его сына, а потом единодушно избирают. «Выборная борьба — это национальный вид спорта, такой же популярный, как скачки, и даже еще больше». Деревенский люд в то время не слишком несчастен. Он хорошо питается, ведет жизнь, которую вели его предки, и другой не знает; его вселенной остается деревня. Даже в городах многие купцы и ремесленники еще относятся к ученикам и подмастерьям как к членам семьи. «Простой народ, — пишет швейцарский путешественник, — вовсе не нуждается в Англии в особом описании; в большинстве случаев он сливается со всей нацией. У него почти такие же удовольствия, что и у знати, купцов и духовенства, те же добродетели и те же пороки». Но во второй половине века это равновесие будет нарушено из-за развития машинного производства и миграции населения в города.

Портрет Джона Локка. Гравюра Джорджа Вертью по живописному оригиналу Годфри Неллера. 1738

5. Стабильности социальных форм в XVIII в. соответствует и стабильность литературных форм. В то время классицизм — это настоящая церковь, святые отцы которой — Гораций и Буало. Выдающийся поэт того времени Поуп сочиняет свой собственный «Налой»[36], который у него называется «Дунсиада», а также послания в стихах и сатиры — тоже традиционные формы, а впрочем, восхитительные. Чувствуется, что он буквально одержим Буало. Более оригинальные, а стало быть, и более английские Свифт и Дефо подарили нам свои «Путешествия Гулливера» и «Робинзона Крузо» — два наиболее совершенных прозаических повествования, порожденных литературой всех времен. Стил в «Татлере» и Аддисон в «Спектейторе» придают английскому очерку формы, которые он надолго сохранит. Искусство не менее классицистично, чем литература. Изящество, простота линий — это характерные черты фарфора и фаянса веджвуд (Wedgwood), мебели чиппендейл и шератон, домов в силе «Адам». Выдающиеся английские живописцы — Гейнсборо, Ромни, Рейнолдс продолжают в аристократических семействах (таких как Спенсеры) традиции портретных галерей, начатые Гольбейном и Ван Дейком. Гендель, приехавший в 1710 г. из Ганновера, где был капельмейстером, становится в Англии сочинителем библейских ораторий, потому что этот тип произведений был тогда в моде, и в 1742 г. исполнил в Дублине «Мессию». В предыдущем, 1741 г. в шекспировском «Ричарде III» дебютировал Гаррик; афиша описывала его, не называя: «Джентльмен, который еще не появлялся ни на одной сцене». Этот великий актер был также выдающимся («первым в мире», — уточнит доктор Сэмюэл Джонсон) мастером блестящей беседы. В том настоящем «новом веке Августа» художники, музыканты, актеры, писатели, политические деятели образовали настоящее «общество», которое каждый день собирается в кофейнях, Coffe Houses, в «шоколадницах» и в клубах. Тогда же рождаются и самые известные из них: «Кит-Кат», «Бифстек-клуб», «Октобер-клуб». Аддисон описал их с очаровательной чопорностью в номере 9 своего «Спектейтора».

Фрэнсис Биндон. Портрет Джонатана Свифта. До 1770

6. Для формирования искусства беседы кофейни и клубы сыграли в Англии ту же роль, которая во Франции была отведена салонам, но их вкус более суров. Если у эпохи имеется грань Гейнсборо — Рейнолдса, у нее имеется и другая — грань Хогарта. «Самые обычные развлечения англичан, — пишет наш швейцарский путешественник, — или, по крайней мере, жителей Лондона — это вино, женщины, игра в кости, одним словом, всякие излишества. Они не ищут утонченности, по крайней мере в отношении вин и женщин, поскольку любят соединять их вместе, а также не слишком разборчивы в этих удовольствиях; можно подумать, что они пьют только для того, чтобы пить. Они хотят, чтобы их куртизанки пили вместе с ними, но злятся, когда оказывается, что те от них не отстают». Со времени Метуэнова договора[37] богатые классы злоупотребляют портвейном. Болингброк, Картерет, Уолпол большие любители выпить; государственных деятелей тогда именно так и классифицируют: человек одной, двух, трех бутылок. Министр без всякого стыда предстает перед королевой под хмельком, сквайр напивается на глазах собственной дочери. Народ пьет джин; в 1714 г. его производят 2 млн галлонов, в 1735-м — уже 5 млн.

Уильям Хогарт. Полдень. Из серии «Четыре времени суток». Гравюра. 1738

7. Вместе с пьянством распространяется и насилие, тем более опасное, что полиции нет, а армия после Утрехтского договора сокращена до 8 тыс. человек на всю Великобританию. На улицах Лондона прохожих терроризировала ватага молодых хулиганов знатного происхождения, прозванных Мохауками (Mohocks) за свою дикарскую жестокость. На дорогах, напоминавших тогда настоящие трясины, пассажиров грабили конные разбойники. Около 1725 г. в Лондоне только и разговоров было, что о Джеке Шепарде, своего рода Аль-Капоне XVIII в. Этот грабитель был популярен; он нападал только на богачей — забирал у них деньги, но при этом вел себя как джентльмен, а потом щедро тратил. Когда он в последний раз прошел по улицам Лондона, направляясь из Ньюгейтской тюрьмы на Тайбернскую виселицу, это было словно триумфальное шествие. Поэту Джону Гею пришла в голову идея написать о жизни этого бандита пародирующую итальянские оперы комическую пастораль, действие которой происходило бы в Ньюгейтской тюрьме — удивительном месте, где к ворам, лишь бы у тех были деньги, тюремщики относились как к вельможам. Произведение Джона Гея «Опера нищих» (Beggar’s Opera) произвело в городе настоящий фурор. Живая, остроумная, грубоватая и циничная, «Трехгрошовая опера» (так ее окрестили по-французски) стала, подобно «Женитьбе Фигаро», одним из тех произведений, которые прославились благодаря своей эстетической и одновременно исторической значимости. Она изображает лишенное морали общество, которое не только не властно над своими бандитами, но даже восхищается ими из-за пережитков собственного варварства.