В начале 1936 г. состоялось решение партии и правительства о передаче всего виноделия в Наркомпищепром. Мне как наркому предстояло внимательно ознакомиться со всем этим совершенно новым для меня делом. Я пригласил специалистов-виноделов и стал их расспрашивать, как было поставлено виноделие в лучших хозяйствах царского времени (другого опыта у нас тогда не было). Оказалось, что виноделие пришло в упадок главным образом потому, что к нему повсеместно упал интерес: специалисты увидели, что их работа никого не интересует, пустили все на самотек, а к тому же многие из существовавших ранее поощрительных мер по виноделию оказались отмененными.

После того как я им объяснил, что партия и советское правительство заинтересованы в развитии виноделия в нашей стране, они воспрянули духом и в очень короткий срок с большим старанием разработали и представили мне перечень конкретных мер, необходимых для подъема виноградарства и виноделия в СССР. Я все это доложил Сталину, который полностью нас поддержал и поручил мне подготовить проект соответствующего решения правительства. В июле 1936 г. было принято постановление ЦК и СНК СССР об энергичном развитии винодельческой промышленности в нашей стране, в частности о выпуске шампанских вин за ближайшее пятилетие (1937–1941) в размере 12 млн бутылок, то есть с увеличением против существовавшего тогда уровня выпуска шампанского в 60 раз!

Надо было срочно начать посадки тех сортов винограда, которые наиболее соответствовали производству шампанского, построить новые винодельческие заводы, готовить кадры виноградарей и виноделов. По сути дела, мы должны были поднять виноделие на уровень передовой индустрии, а это требовало времени и немалых затрат.

Особенно трудно было с кадрами: с одной стороны, почти полностью прекратился естественный рост молодых кадров, с другой – произошел большой отток старых специалистов, постепенно уходивших на работу в другие отрасли хозяйства. Осталась лишь маленькая группа квалифицированных знатоков виноградарства и виноделия, среди них – Фролов-Багреев, Багринцев, Егоров, Герасимов, Клоц, Простосердов, Попов и другие.

Признанным авторитетом в этой области был профессор Фролов-Багреев – энтузиаст внедрения нового метода производства шампанского путем проведения брожения не в бутылках, а в резервуарах большой емкости – акротофорах. Он предлагал эту коренную реконструкцию производства шампанского еще много лет назад, но у Наркомзема не доходили руки. Французский, так называемый «классический» метод выдержки шампанского представлял собой длительный процесс, занимающий много лет: кроме выдержки вина в течение трех лет в бочках этот метод требует еще трехлетней выдержки в бутылках. Такие длительные сроки не могли нам обеспечить быстрого увеличения масштабов производства. Поэтому мы решили, сохранив все же некоторый объем производства по французскому методу на старом заводе «Абрау-Дюрсо» и некоторых других, параллельно организовать производство шампанского по более простому, дешевому и ускоренному, так называемому акротофорному способу, сокращающему срок выдержки шампанского до 25 дней.

Первый завод, работавший по этому способу, был организован в Ростове с использованием для этой цели недостроенного здания маргаринового завода. Оборудование для этого завода нами было закуплено у французской фирмы «Шосеп».

В дальнейшем, когда производство на этом заводе было уже налажено, мы в наркомате ежегодно собирали виноделов на закрытые дегустации с моим участием (но без учета моего голоса при оценке). На этих дегустациях довольно опытные виноделы не могли отличить образцы акротофорного выпуска от изготовленных по «классическому» образцу.

Однако возвращаюсь к нашему пребыванию в Париже. Не желая отрывать членов группы, находившихся в виноградарских районах страны, я вызвал в Париж только профессора Фролова-Багреева, чтобы ознакомиться с состоянием дел и посетить с ним винодельческие фирмы. Нам было предложено посетить несколько фирм в Шампани, и мы решили осмотреть одно из предприятий фирмы «Шопотье».

Рекомендуя нам выпускаемое ими шампанское, хозяин предприятия с особой гордостью сказал, что раньше все русские послы во Франции и царский двор покупали у него ежегодно по нескольку тысяч бутылок шампанского, на что я ответил, что теперь в связи с развернувшимся у нас строительством нам на вино не хватает валюты и потому мы хотим сами производить для себя шампанское в достаточном количестве.

Видимо, он был огорчен таким сообщением, тем не менее по возвращении с его предприятия обратно в Париж я выяснил, что сей гостеприимный хозяин без моего, конечно, ведома поставил в багажник автомобиля ящик шампанского.

Все это я рассказал по возвращении домой Сталину и упомянул об этом ящике. Он заинтересовался и сказал: «Раз уж такое у него отношение к нам, сделай приятный для него жест – купи у него тысячи три бутылок шампанского». Я так и сделал. Но когда однажды Сталину принесли на пробу одну из этих бутылок, он попробовал, поморщился, а потом сказал, что по вкусу оно хуже нашего.

Надо сказать, что Сталин всегда был высокого мнения о нашем шампанском. И в такой оценке он был не одинок. Английский министр иностранных дел Иден (впоследствии премь ерминистр) очень похвально отозвался о нашем шампанском и даже попросил ящик этого вина для английского короля, что, конечно, и было сделано (помимо прочего, это была неплохая реклама нашего шампанского). Очень понравилось наше шампанское и Черчиллю, и поэтому во время известной встречи руководителей глав правительств в Крыму ему было послано несколько ящиков советского шампанского. Правда, Сталин предпочитал полусладкое и сладкое шампанское. Сухое и брют он не любил, предлагал даже прекратить их производство. С трудом я отстоял эти сорта, сославшись на требования экспорта.

Вряд ли за два месяца можно было сделать больше, чем это удалось нашей группе. Но каждый из нас впоследствии, а порою даже и сейчас – сорок лет спустя! – находит в жизни родной страны какие-то приметы, отзвуки, следы той работы, которая была нами проделана в результате командировки в Соединенные Штаты осенью 1936 г.

Пребывание в США оказалось для меня университетским курсом в области пищевой промышленности и американской экономики. Не имея законченного высшего образования, я вернулся оттуда как будто обогащенным, со значительными знаниями и с планом перенесения в нашу страну опыта развитой капиталистической страны.

Эта задача захватила всю мою энергию. Я сделал проблему пищевой промышленности предметом выступлений на многих партийных форумах, где находил поддержку и приковывал внимание партийных организаций к решению этой трудной задачи.

1 декабря 1934 г. после 9 часов вечера вызвали меня на экстренное заседание политбюро. В кабинете у Сталина были Молотов, Ворошилов, Орджоникидзе, Каганович. Сталин объявил, что убит Киров. Он тут же, до какого-либо расследования, сказал, что зиновьевцы, потерпев поражение в открытой борьбе, перешли к террору против партии. Он предложил, чтобы Молотов и Ворошилов с ним немедленно выехали в Ленинград для проведения расследования этого дела, «докопаться до корней и пресечь террор со стороны зиновьевцев, нагнать на них страху, приостановить готовящиеся новые террористические акты». Предложил принять чрезвычайный закон, по которому за террористические акты террористы будут беспощадно наказываться и судебные решения о расстреле будут приводиться в исполнение немедленно, без права апелляции.