Вторым негативным явлением стала принудительная эвакуация населения приграничных территорий в глубь Российской империи. Во-первых, Ставка отдала распоряжение угонять впереди отступавших войск всех мужчин от восемнадцати до пятидесяти лет включительно. Параллельно с этим должны были уничтожаться запасы продовольствия и фуража на оставляемых территориях, а равно уводиться скот и сжигаться посевы. Понятно, что семьи угоняемых на восток мужчин при таких условиях, обрекавших их на неминуемую гибель от голода, отправлялись вслед за своими кормильцами, мужьями, братьями и сыновьями. Тысячи людей, прежде всего стариков и детей, гибли в пути. Чтобы не умереть с голоду, женщины за бесценок работали на возведении укрепленных полос на пути отхода русских армий. Участник войны писал: «Летом 1915 года, во время общего отступления русских армий, происшедшего главным образом вследствие бездарности высшего командования, великий князь Николай Николаевич вздумал применить пресловутый скифский план ведения войны, а именно: он «повелел» опустошать оставляемую территорию, жителей же ее принудительно выселять во внутренние губернии. В условиях XX века такая мера весьма мало повредила неприятелю, но зато создала крупные затруднения в России, увеличив число населения, нуждавшегося в прокормлении и в жилищах… Что касается самих беженцев, то названным «повелением» они были превращены в нищих и обречены на голод, холод и болезни, от которых погибла большая часть детей»[406]. Более четырех миллионов беженцев наводнили внутренние губернии Российской империи.

Железные дороги встали и оправиться от последствий эвакуации уже не смогли, что зимой 1917 года вызвало кризис снабжения страны и фронта. Хаотичное отступление и не менее хаотичная эвакуация, вызываемая цейтнотом, породили к жизни критические крены в управлении войсками. Именно период Великого отступления 1915 года стал «первой ласточкой» грядущего разложения русских Вооруженных Сил в 1917 году. Склонность определенной части военнослужащих (прежде всего командного состава тыла, глядя на который поступали солдаты) к разбою и мародерству, замеченная уже в период победоносного наступления в Галиции, выкристаллизовалась в 1915 году, когда неприятелю оставлялись Польша и Литва. Приказы Ставки о том, что оставляемая неприятелю территория «должна быть превращена в пустыню», не только дезорганизовали тыл и инфраструктуру явлением беженства, но и привили войскам привычку к грабежу и насилию в отношении мирного населения.

Но и это не все. В глубь России угонялись немецкие колонисты, галицийские украинцы и евреи поголовно. Приграничная полоса между Россией и Австро-Венгрией, как известно, была плотно населена евреями, которые составляли существенный процент населения в Галиции, а в России здесь вообще находилась черта оседлости. Ставка Верховного Главнокомандования объявила, что евреи все от мала до велика являются немецкими шпионами, а потому все они должны быть принудительно эвакуированы в глубь России. Никто в Ставке не подумал, что переселяемые внутрь империи люди в основном нерусские по своей национальной принадлежности. Зачем и во имя чего страна насыщалась русофобски настроенным элементом? При этом такой элемент являлся еще и озлобленным на Россию, так как в ходе эвакуации потерял все имущество, а зачастую и членов семьи. Во внутренние губернии выселялись австрийские евреи. Зачем внутри России были нужны австрийские евреи — не проще ли и не безопаснее ли было бы оставить их австрийцам?

Что же касается русских евреев, то они выселялись на восток, теряя все свое имущество, в то время как их дети призывного возраста, как правило, были на фронте. Что должны были думать эти солдаты о российской государственной власти? Помощник управляющего делами Совета Министров в 1914 — 1916 гг. А.Н. Яхонтов в своих известных записях 17 июля 1915 года отметил: «Евреи, которых, вопреки неоднократным указаниям Совета Министров, поголовно гонят нагайками из прифронтовой полосы… вся эта еврейская масса до крайности озлоблена и приходит в районы нового водворения революционно настроенной». Удивительно ли то, что в 1917 году вся Россия оказалась наводнена массами нерусского озлобленного на Россию населения, которое с головой бросилось в революционный процесс. Откуда эти люди появились в русской глубинке, где до того вообще не бывало евреев? Да оттуда же — по результатам деятельности великого князя Николая Николаевича, желавшего оправдаться в глазах нации за свою стратегическую некомпетентность. В громадном своем числе евреи не сами по себе, ничтоже сумняшеся, заявились в Центральную Россию, чтобы участвовать в революции, а были насильственно доставлены сюда русскими военными властями в период Первой мировой войны.

Игнорирование штабом Верховного Главнокомандующего великого князя Николая Николаевича правительства страны (Совета Министров) говорит о том, что зарвавшиеся в репрессивной политике «стратеги» штаба Ставки перешли уже те границы, где кончаются собственно военные полномочия и начинаются общегосударственные проблемы. Энергия воинствующей бездарности обратилась против своих же людей, теперь уже рассматриваемых в качестве резерва противника. Как ни странно, но популярность великого князя Николая Николаевича в армии и стране оставалась на высоте — значит, свое дело Ставка сделала. Ее деятелям удалось остаться в стороне от вины за поражения, и только по прошествии времени стало возможно отделить зерна от плевел.

Между тем Великое отступление продолжалось. 24 июля немцы вошли в оставленную Варшаву. Союзники же обещали помочь наступлением лишь в сентябре. А катастрофа назревала уже теперь, в половине лета. 7 августа почти без сопротивления пала крепость Новогеоргиевск. Трофеями немцев стали восемьдесят пять тысяч пленных и до тысячи орудий. Двумя днями ранее немцы взяли крепость Ковно, захватив здесь до двадцати тысяч пленных и более четырехсот орудий. Падение русских крепостей в Польше, помимо разочарования внутри страны, имело и международный резонанс. Например, англичане полагали, что Великое отступление русских армий в августе уже дало все основания думать, будто бы Россия проиграла войну.

В Ставке же совершенно растерялись. Протопресвитер Г. Шавельскии вспоминал, что великий князь Николай Николаевич, не стесняясь, рыдал в подушку и утверждал, что война проиграна. Кажется, что именно о великом князе пишет А.С. Кручинин, на самом деле характеризуя другого высокопоставленного участника Первой мировой и Гражданской войн — адмирала А.В. Колчака: «Адмирал был человеком волевым, упорно стремящимся провести в жизнь свои решения, с широким кругозором и мощным интеллектом, военачальником, выбиравшим обоснованные и во многом рациональные пути, — и именно поэтому, когда обстановка оказывалась более сложной, а военное счастье изменяло — удары оказывались, должно быть, слишком сильными и вызывали моральное перенапряжение и чрезмерно эмоциональную реакцию Верховного».

Вдобавок свои разногласия начались и в Ставке. Сознавая, что Верховный Главнокомандующий и его начальник штаба ведут дело к катастрофе, генерал-квартирмейстер ген. Ю.Н. Данилов пытался отстранить генерала Янушкевича от влияния на великого князя. Участник войны сообщает: «В служебной жизни Ставки, к сожалению, не было полного благополучия. Генерал Янушкевич, чувствуя свою полную неподготовленность к роли начальника штаба Верховного Главнокомандующего, всецело попал под влияние генерал-квартирмейстера генерала Данилова, уверенного в своих стратегических талантах. Данилов подчас совершенно игнорировал распоряжения уступчивого генерала Янушкевича и в то же время не сумел ужиться и был в тягость великому князю Николаю Николаевичу. Настолько, что был даже проект его замены генералом Н.Н. Головиным»[407]. Фронты сами руководили своими действиями, новый военный министр ген. А.А. Поливанов в заседании Совета Министров громогласно объявил, что «Отечество в опасности», и призвал укреплять Киев, Калугу, Псков и Новгород.