— Да я и сама не знаю. Все подруги говорят: зачем тебе лишняя обуза…

— А сын вам обуза?

Она смеется:

— Ну, какая он обуза? Он — образцово-показательный.

— Ну, и второй будет такой же.

— Я вообще-то девочку хочу, — вдруг говорит моя собеседница.

— Тогда зачем аборт? Вот вам девочка, рожайте!

— А если мальчик?

— И что? Убить его теперь за это? Но будет девочка, увидите!

Короче: родилась девочка! Ведь ура? Правда?

1 сентября 1982 года моя доченька пошла в первый класс. Она радостно ждала этого события. Мы все тоже.

Первый день — праздник.

Забираем ее из школы домой.

— Ну как? Тебе понравилось?

— Да там все врут, — разочарованно вздыхает дочка.

Ну, то, что врут — и много — это верно. Но как ребенку удалось в первый же день это осознать?

— Нас посадили за парты и сказали, что мы сейчас отправимся в путешествие, — рассказывает дочка. — Спрашивали, на чем мы хотим путешествовать: на самолете, поезде, корабле? Мы все выбрали самолет. И стали ждать, когда нас повезут в аэропорт. Я только волновалась, что вас не предупредила. А учительница сказала: «Ну вот, дети, мы все в самолете (!!!) и сейчас полетим в страну знаний!» Обманула нас так, понимаете, решила, что мы дураки конченые.

Все ясно, решила я, начинались обычные школьные будни с обычным школьным идиотизмом. Только по сравнению с нашими ученическими годами маразм явно крепчал.

Недели через две после начала занятий моя дочь расстроенно протягивает мне дневник. Там краснеет замечание: «НЕ УМЕЕТ СТРОИТЬСЯ!»

Я не понимаю, что оно значит. Как я научу ребенка строиться дома? Может, имеет смысл учителю как-то постараться?

Под замечанием пишу свой родительский ответ: «Была жестоко наказана». (Ой-ой, сейчас бы органы опеки вмешались в воспитательный процесс, нынче шутки плохи.) Но тогда мой ответ возымел действие. Замечаний больше не появлялось.

Помните анекдот?

Штирлиц, стараясь прийти в себя после беседы с Мюллером, залпом выпил поллитра московской водки и выпал с балкона, но чудом удержался за решетку. Чудо потом распухло и долго болело.

У каждого свое чудо. Кому что дано.

И у каждого чудо порой ведет себя неадекватно. А потом долго болит.

В моем случае чудом был мой муж.

Такие чудеса творил… Хичкок бы позавидовал сценариям нашей повседневной жизни. Точно говорю, не преувеличивая.

Был мой Артемий Октябревич военным врачом. И на пять лет послали его с нами впридачу в Чехословакию. Так тогда называлась страна, которой нынче нет на карте. Как и нашей родины — Советского Союза… Стерли. А воспоминания не стираются никак. Ну, пусть живут.

Поселились мы в чешском доме (не в военном городке, а прямо в гуще местной жизни). Это было хорошо: я быстро заговорила на чешском, быстро вникла в добрый уклад жизни замечательного народа. Но о помощи какой-либо я попросить бы никого из соседей не решилась — нам нельзя. Мы в несколько ложном положении… Представители сверхдержавы… То ли друзья, то ли враги, то ли оккупанты, то ли защитники.

Надо сказать, нас никто не обижал. Наоборот. Детей очень любили (их пока было двое на описываемый момент), приносили нам целые подносы с бухтичками (это некое подобие наших пирожных, скажем так).

И вот эпизод. Далекий год… Незабываемый… Брежнев уже умер. Андропов еще жив. Земля исправно вращается вокруг солнца. Приближается Новый год. Мы с ребятками нарядили елку, убрали квартиру. Я жду третьего ребеночка. Семь месяцев беременности. Хочу встретить Новый год в теплом домашнем кругу, загадать желание, чтоб родился мальчик. Что еще? Других желаний не было. Вернее, было одно — заветное, но оно все равно не исполнилось бы. Это я к тому времени уже твердо знала.

Муж с утра был на службе, больных осматривал. Потом обещал помочь накрыть стол — 31 декабря все-таки. Но в четыре часа вдруг спохватился: надо срочно на службу, у него тяжелый больной.

Охохонюшки… Про тяжелого больного речь заходила всегда не зря и не вовремя. Этот тяжелый больной — вечный и не приходящий в себя долгие годы — и был моим крестом тяжким. «Тяжелый больной» на языке мужа значило: «Мне скучно среди этой суеты. Мне надо выпить».

Но! тут удивительный парадокс моего личного восприятия — я каждый раз почему-то верила, что именно сейчас муж говорит чистую правду. И больной нуждается в срочной помощи. Может, желание срочно надраться и потерять человеческий облик превращало мужа в гипнотизера? Или, что вероятнее всего, я была круглой дурой… У нас в семье не пили, и программа отношений с пьющим членом семьи заложена в меня не была детским моим воспитанием.

В общем, как тысячи раз до этого, отправился Артемий к «тяжелому больному». Клятвенно пообещал вернуться через час.

Мы накрыли на стол. Я ухитрилась незаметно засунуть подарочки под елку. Время, так сказать, неумолимо продолжало свой резвый бег.

Часа через три до меня, естественно, дошло, что проклятый больной — все тот же… Верный спутник нашей семейной жизни. Поэтому ждать, когда Штирлиц со своим распухшим чудом явится, смысла не имело. На душе скребли кошки.

Знаете, беременным женщинам бывает нужно… Что им только не бывает нужно… Например, вместе с мужем встретить Новый год… Но я не имела права расслабляться и съезжать в негатив.

Дети заметили подарки. Радость, удивление, счастье…

По чешскому ТВ идут программы — одна смешнее другой (чувство юмора у народа уникальное).

Все хорошо.

Но подспудно я все же жду своего чуда. Где он? Что с ним? Уже одиннадцать… Через час Новый год. А наш, московский Новый год уже час как наступил. Мы как раз с детками его отметили. Выпили лимонад, желания загадали…

— А теперь — спать! Спать, мои солнышки…

— С Новым годом, мамочка!

— С Новым годом, деточки мои…

Детки быстро улеглись.

Я одна. Нет. Мы с моим ребеночком, которому предстоит появиться на свет ровно через два месяца, в феврале…

Мне хочется плакать, но нельзя. Я говорю себе: «Ничего. Нельзя. Новый год… Как встретишь, так и проведешь… Надо радоваться… Надо загадывать желание… Пусть будет мальчик…»

Заветное — чтоб муж перестал врать и пить — я уже давно не загадываю… Понимаю, что не сбудется никогда…

В без четверти двенадцать слышу возню у входной двери. Открываю.

Вижу — чудо. Распухло до неузнаваемости. Себя не помнит и не понимает. Еле стоит. Мне страшно, что он всей мощью своих 120 кг упадет на мой живот… Как он шел по городу? Шинель военная распахнута, галстука нет… Шапки тоже…