Снаружи, на лестнице, ведущей на капитанский мостик, послышались шаги: сюда спешили чернильные поганки. На негнущихся ногах Фурия отошла от окна и обеими руками взялась за петушиную книгу.

– У нас ведь получится? – спросила она таким измученным голосом, что сама испугалась.

Гибкая петушиная шея вытянулась из обложки:

– Отговорить я тебя в любом случае не смогу, ведь так?

Фурия устало качнула головой, и петушиная книга покорно вздохнула.

Когда первые чернильные поганки добрались до капитанского мостика, Фурия открыла портал и исчезла в вихре фиолетовых искр.

Она пришла в себя в темноте, не будучи уверена, потеряла ли она сознание ещё при перемещении или, оказавшись на месте, немедленно заснула от усталости. Хотя в итоге это не играло роли, она бы предпочла второй вариант: потерять сознание – это было что-то из третьесортных приключенческих романов.

– Стоит ли удивляться, что в такой момент тебя заботят подобные мелочи? – спросила петушиная книга, лежавшая возле виска девочки, и, не получив ответа, больно клюнула её в мочку уха.

Фурия мгновенно вскочила:

– Свет!

Зашелестев страницами, книга распахнулась, в темноте засветилось страничное сердце. От него отделился крошечный сияющий шарик, освещавший неверным светом расстояние едва ли на два шага вокруг себя.

– Что, ярче не выходит? – спросила Фурия.

– Когда твои глаза привыкнут к свету, сделаем поярче.

– У тебя же вообще нет глаз! – ехидно напомнила девочка книге.

– А тебе они, по-хорошему, сейчас и не нужны, раз ты вся из себя такая сверхчувствительная.

Фурия взяла одной рукой раскрытую петушиную книгу и, поднимаясь на ноги, вынуждена была опереться другой рукой на соседнюю книжную полку. Узкий коридор, в котором девочка пришла в себя, казалось, весь состоял из книжных корешков, – только над головой Фурии нависал грубо обтёсанный каменный потолок. Сверху на чёрном проводе свисала пыльная лампочка. Главный коридор библиотеки. Её библиотеки. Этот книжный аромат Фурия узнала бы из тысячи.

Перед тем как отправиться на встречу с Рашель, она вернула двадцать четвёртую «Книгу творения» к остальным, в потайное место в боковом проходе. Пошатываясь, она прошла по коридору чуть дальше, до следующего перекрёстка. Вообще-то портал должен был перенести её прямо к «Книгам творения», но, учитывая состояние Фурии, вероятно, нужно было радоваться тому, что ей вообще удалось вернуться в библиотеку. Рассеянность в неподходящий момент могла забросить её в Либрополис или вообще бог знает куда, и большой вопрос: хватило бы у неё энергии для того, чтобы открыть ещё один портал?

Из-под ног Фурии выскочила живая фигурка-оригами и ускакала в темноту. Это была не птичка, а белый кролик. В любой другой момент этот случай вызвал бы у девочки улыбку, однако сейчас единственным, что радовало её, был тот факт, что идти осталось недолго. Организм Фурии всё больше отказывался подчиняться ей: ноги были как ватные, колени тряслись.

Добравшись до места, где должны были стоять книги, Фурия тихо воскликнула:

– Так нечестно!

Петушиная книга вывернула шею из-под раскрытой обложки.

– Нет, чёрт побери! – Фурия саданула кулаком по полке. – Это просто нечестно!

Полка была пуста. Там, где раньше стояли «Книги творения», зияла пустота. Все двадцать четыре тома бесследно исчезли.

«Федра! – в ужасе подумала Фурия. – А может быть, и Зибенштерн. Или Ментана, который был ещё жив, когда я оставила его лежать перед входом в библиотеку».

Но нет. Ментана погиб от выстрела в голову. Зибенштерн на её глазах шагнул навстречу идеям и рассыпался на горсточку элементов. А Федра в одиночестве вернулась в свой бункер, который чуть позже был поглощён идеями вместе с холмом, в котором он находился.

Фурия раздосадованно оглянулась, неуверенно прошла по коридору до тупика, потом вернулась на прежнее место.

– Нет, нет, нет!

Несомненно, именно здесь они и стояли, все двадцать четыре. Теперь не осталось ни единого тома.

Петушиная книга бормотала ей что-то успокоительное, но Фурия слушала её лишь краем уха. Вместо этого она – откуда только силы взялись! – бросилась обратно к главному коридору и, освещённая колеблющимся светом лампочек на потолке, ринулась к выходу из библиотеки.

Железная дверь была приоткрыта: после своего последнего визита в библиотеку Фурия не смогла закрыть её, так как снаружи царил разгром, в щель между дверью и полом забились камешки, и дверь заклинило. В то время она сочла, что это не важно. Нашествие оригами и даже нападение плесневиков казались смехотворными по сравнению с угрозой, исходившей от идей.

Опустившись на четвереньки, Фурия преодолела завал перед входом, оставшийся после сражения с Ментаной. Хрипло дыша, она добралась до двери на первом этаже и огляделась, не видно ли кого в коридоре. Её встретили лишь тёмные панели и потрескавшиеся картины. Нигде никого.

Фурия свернула вправо. Портреты, оправленные в золотые рамы, казалось, сочувственно наблюдали за тем, как она продвигается вперёд по проходу – медленно, прилагая видимые усилия, словно бредя по колено в густом сиропе. Ноги девочки подкашивались снова и снова. Петушиная книга предупреждала её, что долго она так не протянет, хотя в этом она ошибалась. Уровень адреналина в крови Фурии подскочил, и именно это помогало ей удерживаться на ногах; но если бы этого не произошло, она поползла бы вперёд на пузе, как солдат, по-пластунски, только чтобы узнать, что же здесь случилось.

«Пип!» – кричала она про себя, но не могла заставить себя произнести имя брата вслух. Возможно, это было последнее проявление инстинкта выживания – не выдать себя. Вдруг поблизости притаились враги? Враги, укравшие «Книги творения». Враги, виноватые в том, что в резиденции не осталось ни души.

– Фурия? – послышался возглас. – О господи, Фурия!

Коридор закончился, перед ней открылся просторный холл резиденции. Фурия чуть не грохнулась на пол от неожиданности. Как будто из воздуха, которым она дышала, сначала без предупреждения убрали кислород, а потом нараспашку открыли окна и она смогла снова вдохнуть полной грудью. Она покачнулась, но удержалась на ногах.

Они все были здесь.

Кэт и Джим. Пасьянс и пугливая Нассандра. Убийственно серьёзный Кирисс и фавн Кассиопеус, опиравшийся на костыли. Не хватало только Изиды – должно быть, она всё ещё спала у себя наверху. Зато из Лондона приехал её отец Целестин, напяливший одну из своих идиотских цветастых гавайских рубашек.

И в самом центре – Пип, который немедленно бросился к ней, сгрёб в охапку. В тщедушном теле мальчика таилась сила взрослого человека. Джим хотел было тоже подскочить к ним, но Пип покачал головой и крепко обнимал Фурию, отмахнувшись и от Пасьянса.