Девушка пыталась осмыслить информацию, обрушившуюся на нее во сне. Не то чтобы это имело какое-то значение: все равно она ничего не будет помнить, когда проснется. Со снами всегда так. Разве нет?

…потому что он хотел создать организацию, которая сбережет механизм Шакти в целости и сохранности и будет передавать его от поколения к поколению, выбирая самых надежных хранителей, пока его загадки не будут раскрыты и он понадобится, чтобы на Землю могла прибыть…

Что-то заклубилось перед ней во тьме. Или, быть может, сама тьма корчилась в агонии, пытаясь укрыть этот ужас, этот…

…чтобы на землю могла прибыть…

Знание вломилось в ее мозг без предупреждения и жалости, куда более страшное, чем когда она коснулась его в сознании Астронома. То было средоточие, скопище наиболее развитых, утонченных и доведенных до совершенства форм зла во всей вселенной, рядом с которым меркли самые изощренные злодеяния человечества.

Многие тысячелетия зло неслось к этому миру, пожирая все на своем пути, оно могло обрушиться на планету в любой миг, в любой миг…

ТИАМАТ.

Она проснулась с криком. Чьи-то руки хватали ее, и она начала вырываться, извиваясь и пытаясь ударить их. Всюду вокруг была вода — она висела в воздухе, пропитывала простыню и плед.

— Тише, тише, все хорошо, — послышался голос, но не тот, что преследовал ее во сне.

Китаянка Ким Той пыталась успокоить ее, как будто она была раскапризничавшимся ребенком. Загорелся свет; женщина успокаивающе обняла ее. Джейн позволила ей обращаться с собой как с маленькой и приказала воде остановиться.

— Ты кричала, — сообщила Ким Той. — Я решила, что тебя режут.

ТИАМАТ.

— Мне приснился кошмар.

Женщина ласково погладила влажные рыжие волосы.

— Кошмар?

— Мне приснилось, что кто-то высыпал мне в лицо ведро червей.

* * *

Астроном захлебывался хохотом.

— Да она — чудо, настоящее чудо!

Альбинос, сидевший на полу рядом с инвалидным креслом, умоляюще взглянул на него.

— Значит, сон был хороший?

— О да, сон тоже был чудный. — Старик потрепал его по белым волосам. — Ты все сделал совершенно правильно, Воскресший.

Альбинос заулыбался, состарившаяся раньше времени кожа вокруг розовых глаз пошла морщинками трогательной радости.

— Роман!

Роман, сидевший за столом в другом конце темной комнаты, оторвался от компьютера.

— Пусть она еще немножечко побудет один на один со своим ужасом, прежде чем мы представим ее остальным членам нашей маленькой конфедерации. И пускай Ким Той продолжает ее опекать.

Роман кивнул, украдкой бросив взгляд на монитор.

— Завтра ночью мне опять понадобится твоя помощь, Воскресший, — сказал Астроном альбиносу. — Сделаешь то же самое. Я хочу, чтобы следующие две ночи она просыпалась с криком.

Розовые глаза пристыженно потупились.

— Ну-ну, ты же понимаешь, что сейчас тебе живется куда лучше, чем в те времена, когда ты продавал разным извращенцам эротические сновидения по десятке за штуку. — Астроном хохотнул. — Ты — один из моих самых полезных тузов. А теперь пойди отдохни.

Едва альбинос скрылся в темном коридоре, как старик обмяк в своей коляске.

— Несущий Гибель?

Тот в мгновение ока подскочил к нему.

— Да, Несущий Гибель. Сейчас нам обоим это нужно, не так ли? Вызови машину.

Роман остался за компьютером, а Несущий Гибель выкатил коляску с Астрономом на поиски какой-нибудь злополучной уличной проститутки, которая не подозревает о том, что эта ночь станет последней в ее жизни. Он запретил себе думать об этом. Он не позволит себе жалеть никого из них, ни за что не позволит. Все они — Воскресший, Ким Той, Красный, Иуда, Джон Ф. К. Блэк, Коулмен Хаббард (о, это отдельный разговор, туз в рукаве Астронома, один-ноль-ноль-один), даже эта простушка Джейн Водяная Лилия — все они одинаковые, пешки в игре Астронома. И он тоже, но ему приходится это делать только ради Элл и, чтобы защитить ее.

«ЭЛЛИ, — напечатал он, и буквы замерцали на мониторе, — Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ».

«И Я ТЕБЯ ТОЖЕ», — промелькнули на экране слова, тут же сменившиеся сообщением «НЕВЕРНАЯ КОМАНДА. АВАРИЙНОЕ ЗАВЕРШЕНИЕ ПРОГРАММЫ».

* * *

Где-то далеко Фортунато проснулся, дрожа, весь в холодном поту.

— Тихо. Тихо, мой хороший. — Женский голос звучал ласково, руки были нежными и теплыми. — Мишель рядом. Я здесь, милый, я здесь.

Фортунато позволил ей обнять его и прижался лицом к ее безупречной груди.

— Опять те сны, да? Не бойся. Я с тобой.

Он погладил теплый бок и сказал женщине, чтобы она засыпала. Потом выскользнул из ее объятий и заперся в роскошной ванной.

Пути назад не было. Он не мог вычеркнуть из памяти то, что когда-то узнал. Знание подарило ему силу, но сила обернулась ловушкой.

Следует позвонить Тахиону, а еще лучше, самому поехать в Вилледж и разбудить его.

Эйлин.

Фортунато зажмурился и стискивал челюсти, пока мысль о ней не отступила. Надо было взять у Тахиона какое-нибудь средство, таблетку забвения, чтобы перестать вновь и вновь натыкаться на воспоминания о ней, но что-то не давало ему сделать это. Ведь тогда Эйлин окончательно перестала бы существовать.

Он кое-как побрызгал водой себе в лицо и замер перед зеркалом с полотенцем в руках. На какую-то долю секунды в зеркале отразилось другое лицо, залитое водой: совсем юное, женское, с широко распахнутыми зелеными глазами и медными волосами. Очень красивое, совершенно незнакомое и зовущее на помощь. Нет, зовущее не его лично, без какой-либо надежды на отклик. Молящее. Потом лицо исчезло, и он остался наедине со своим отражением.

Он уткнулся лицом в полотенце. Оно было мягкое и дорогое, из тех, что купила Мишель. Когда она принесла их домой, они растерли друг друга с ног до головы и принялись заниматься любовью.

Кундалини. Почувствуй энергию.

Ленора. Эрика. Эйлин. Он потерял их всех.

Он вернулся к Мишель.

* * *

Джейн взяла из рук Ким Той чашку с дымящимся зеленым чаем и сделала маленький глоток.

— За вторую ночь без кошмаров, — со слабой улыбкой произнесла она. — Надеюсь.

Ким Той натянуто улыбнулась в ответ. После тех снов, что Астроном послал ей, девчонка должна была раскиснуть. То был только намек на Тиамат, настоящее прикосновение бесповоротно свело бы ее с ума. Однако эта маленькая невинность восседает тут и как ни в чем не бывало попивает чаек. Кто бы мог подумать, что она окажется таким крепким орешком? Один такой тихоня стоит десятка, потому что у него чистая душа, а эта искренность наделяет его убийственной силой. Знает ли об этом старый извращенец Астроном, или он настолько далек от невинности, что даже помыслить ни о чем подобном не может? Что вообще этот гнусный старый мерзавец может знать о невинности?