* * *

– Я скоро умру, – сказал Джоунз.

Статная тату-художница замерла, занеся иглу над незаконченным вторым лотосом на предплечье полупустого кадра в отключке, который сидел в кресле, свесив голову.

– Как, опять?

– Не смейся надо мной, Гатор. – Джоунз нервно провел костлявой рукой по поредевшим волосам.

– Разве ты слышишь смех? Тебе кажется, что я смеюсь? – Она поудобнее уселась на высоком табурете и подвинула руку с незаконченной татуировкой ближе к свету. Рисунок лотоса особенно сложен, к тому же необходимо было вписать его в уже имеющийся узор, а глаза девушки порядком утомились от ночных трудов. – Нет, я никогда не смеюсь над теми, кто так часто умирает. Знаешь, когда-нибудь ты доиграешься с адреналином, вся система откажет, и ты уже не очнешься. Может быть, это произойдет довольно скоро.

– Чем быстрее, тем лучше. – Джоунз повернулся к ней, отведя глаза от эскиза, пришпиленного к стене палатки: череп в рамочке из роз. – Кили ушел.

Гатор убрала иглу и промокнула наколку. Кожа у всех кадров на Мимозе отличалась поганым качеством, но создания это были смирные и служили надежным хранилищем данных – терпеливо дожидались на месте, где их оставляли, да и крали их редко, в отличие от других видов копий.

– А ты чего хотел? Думаешь, легко жить с человеком, который постоянно умирает? – В ее больших зеленых глазах явственно читался укор. – Лечиться тебе пора, Джоунз. Ведь ты подсел.

Горькая улыбка на лице Джоунза заставила Гатор быстро перевести глаза на свои лотосы.

– Джоунз и его наркотик. Конечно. Но мне уже все равно. И я ни о чем не жалею. Если б мне пришлось еще хоть на день застрять в той депрессии, я бы точно покончил с собой. Раз и навсегда.

– Не люблю говорить о том, что и так очевидно, но в данный момент ты в депрессии.

– Вот поэтому я скоро умру. А Кили не от меня ушел. Он вообще ушел.

Художница прервала работу еще раз, чтобы набрать чернил в иглу, держа безвольную руку кадра на колене.

– А что, есть разница?

– Он оставил записку.

Джоунз выудил бумажку из заднего кармана брюк, расправил ее и протянул девушке.

– Поднеси ближе к свету – у меня руки заняты.

Он так и сделал. Несколько мгновений, на протяжении которых девушка разглядывала записку, казалось, тянулись очень долго.

– Ну? – Не вытерпел он.

Гатор отодвинула его руку с запиской в сторону и вновь склонилась к татуировке.

– Помолчи минуту. Я думаю.

Снаружи донеслись оглушительные звуки – это уличные музыканты, игравшие всю ночь, снова принялись за работу. Взмахнув по-цыплячьи руками, Джоунз подскочил на месте, будто его ударили током.

– Вот дерьмо, как ты можешь думать в таком грохоте?

– Не слышу, что ты говоришь.

Кивая в такт музыке, она закончила лотос и положила иглу на поднос. Осталось вплести в узор еще один цветок – и можно будет отправить кадра обратно под пирс, откуда она его и взяла. Гатор распрямила спину, растирая поясницу.

– Если ты действительно собрался умереть, хотя бы помассируй мне шею напоследок.

Джоунз принялся разминать ей плечи. Музыка снаружи чуть поутихла, отдаляясь: видимо, ребята двинулись на гастроли по улицам. Удачи вам, и кликните на помощь, если вас заметут.

Тут в палатку ворвался высокий мужчина в плаще до самого пола, и Джоунз снова дернулся от неожиданности.

– Эй, полегче! – Гатор шлепком сбросила руку Джоунза с плеча. – Ты что, вулканец?

Даже если до Джоунза и дошел смысл упрека художницы, вдруг вспомнившей древний сериал [1], он не подал вида. Все его внимание было занято черными узорами, которые вились по белой ткани плаща и волнами перемещались по его поверхности, то неуловимо вырастая в размерах, то уменьшаясь.

– Впечатляет, – сказала Гатор, потирая место, где Джоунз надавил слишком сильно. – Кто пошил? Мандельброт?

Мужчина встал спиной и развернул плащ во всю ширину.

– Согласилась бы умереть за такой, да?

– Это вряд ли, – мрачно откликнулась Гатор. – А если ты ко мне, то ошибся адресом. Я не делаю тату-мультипликаций.

– Собственно, я тут кое-кого искал. – Он быстро придвинулся к кадру, все так же мешком сидевшему в кресле, и вгляделся ему в лицо. – Нет, не он. Ну и ладно.

Выпрямившись, он еще раз взмахнул плащом. Тот запульсировал муаровыми узорами.

– Если тебя интересует, мы направляемся в Фэрфакс.

– Фэрфакс – дыра.

– Мы устроим там достойную вечеринку. – Мужчина расплылся в предвкушении.

– Я в курсе, кто ты такой, – откликнулась она, будто в ответ на его слова. – Спасибо за приглашение, но, как видишь, я занята.

Он перевел взгляд с кадра на Джоунза, по-прежнему зачарованного плащом.

– Странный вы тут народ, на Мимозе.

– Не тебе бы говорить.

– В последний раз зову. Точно не поедешь? – Он слегка наклонился. – Поцелуешь на прощание?

– Пусть это останется твоей мечтой. – Улыбнулась она.

– Ладно. Я включу тебя в свое видео.

– Вальжан! – раздался крик снаружи. – Идешь?

– Бегу изо всех сил, – отозвался он и вылетел в окружении роя фракталов.

– Давай, массируй. Никто тебя пока не отпускал.

Джоунз послушно возобновил массаж. Уличные музыканты ушли, наступило относительное затишье. Только откуда-то издалека доносилась минорная импровизация на синтезаторе.

– Вот что я думаю, – помолчав еще немного, сказала девушка, – тебе нужно примириться с Создателем, хочешь ты этого или нет. Исповедаться по всей форме.

Джоунз резко хохотнул.

– Ну, конечно. И святой Дисмас [2] мне сразу поможет.