Кейт уже приготовилась прокомментировать услышанное, но передумала. Вместо этого она спросила:

— Мэри Паркс поддерживала отношения с Баркером или Бейтманом?

Керри так беззаботно пожала плечами, словно сидела у себя дома и болтала с подружкой о разных пустяках:

— Тебе стоит поговорить с Ленни.

— Керри, тебя мучит то, что ты сделала?

Керри задумалась на минуту, прежде чем ответить:

— Говоря по правде, нет.

Кейт показалось, будто вся грязь, с которой она сталкивалась во время расследования, сосредоточилась в этом ответе.

Вернувшись домой, Кейт застала там Кеннета Кейтлина и Дженни, которые уютно расположились в гостиной и наслаждались «святой водой» — так называла Эвелин выдержанное ирландское виски.

Они обрадовались, увидев Кейт. Она, в свою очередь, с тоской посмотрела на их счастливые глаза и довольные лица. Придется испортить идиллию.

Она опустилась на стул, тяжело вздохнула, сделала большой глоток священного напитка и произнесла:

— Похоже, я знаю, кто устроил кошмар в городе. И я уверена, что он до сих пор держит какого-то несчастного ребенка у себя в доме. — Она увидела удивление на их лицах и решительно произнесла: — Преступник — Роберт Бейтман.

Воцарилось молчание. Дженни первая пришла в себя:

— Это Керри тебе сказала?

Кейт объяснила:

— Сегодня утром я разговаривала с медсестрой из психиатрической больницы. Она мне сообщила, что человек, который приходил к Регине Карлтон и назвался Сьюзи Харрингтон, на самом деле был мужчиной, то есть трансвеститом. Несмотря на парик и густой слой косметики, она все равно распознала в нем мужчину. Сьюзи хоть и редкая уродина, но женщина, с этим не поспоришь. Затем я допросила Керри. От нее я узнала, что Роберт вовсе не гей, но… Он заставлял подопечных заниматься с ним оральным сексом.

Лицо Дженни вытянулось. Кейт продолжала:

— Еще Керри рассказала мне про его странность, а именно про его любовь к яблокам. Его дом весь пропах яблоками. Я сама тому свидетель. Помните, когда Тревор рассказал нам про яблочный запах, меня как током ударило. Я запомнила запах, но никак не могла вспомнить, где именно так пахло.

Кейт видела на лицах Дженни и Кеннета удивление, граничащее с недоверием.

— Именно Роберт рассказывал мне про Баркера. От него я узнала, что жену Баркера зовут Дебби, а не Мэвис. Ну я и позвонила Алли Палмерстон…

Кейтлин перебил ее на полуслове:

— …и она сказала тебе то же самое, что и мне: новую пассию Баркера зовут Дебби и она в прошлом малолетняя проститутка из Ланкашира.

— Но откуда, черт его побери, Роберт мог знать такие вещи про Баркера? Он ведь по службе не общался с ним, а также с людьми из его окружения. Я уверена: мы имеем дело с убийцей и похитителем детей. Тогда все становится на свои места, все проясняется. Я думаю, теперь у нас достаточно оснований для его ареста. Мы можем ехать к нему!

— Но у нас нет реальных улик, — возразила Дженни.

Кейт умоляюще взглянула на Кейтлина:

— Там могут находиться дети. Разве это не достаточный повод?

— Не могу поверить! — всплеснула руками Дженни. — Роберт все время вертелся у нас перед глазами. И он был единственным, кто пытался заботиться о несчастных женщинах, выброшенных из нормальной жизни.

Кейт кивнула:

— Я знаю. Но сейчас все изменилось. Нам удалось узнать, кто он на самом деле!

Кейтлин наполнил свой стакан.

— Если тебе еще интересно, я готов поделиться с тобой тем, что мне удалось нарыть на Баркера. Интересная получается история. Дженни она понравилась.

Кейт запустила руки в волосы и сказала с угрозой:

— Я все еще собираюсь навестить его предыдущую жену, Мэвис, и поговорить с ней об убийстве Лесли Кармайкл. Я хочу узнать, причастен ли он к убийству и к нашему делу о педофилах. Я достану его! Я достану их всех!

Она допила виски и встала:

— Нам лучше поехать. Нельзя оставлять его на свободе еще на одну ночь!

Роберт Бейтман помогал отцу мыть голову в ванной. Старик исхудал, его тело сплошь покрывали синяки и царапины. У Роберта сердце обливалось кровью, когда он глядел на эту немощную плоть. Ухаживая за отцом, Роберт давно уже на себе прочувствовал смысл выражения «любить до боли».

Отец сейчас всем своим видом и поведением напоминал ребенка. Роберта порой это злило. Он вспоминал собственное детство и отца, который ни разу не был с ним ласков, частенько бил его и всячески обижал. Роберт никогда не страдал так сильно, как в детстве.

Он с остервенением затряс головой, словно пытаясь таким образом избавиться от дурных мыслей. Но ему никак не удавалось прогнать воспоминания. Господи, сколько же ему пришлось испытать всего в детские годы! Предательское чувство жалости к себе затопило душу Роберта и наполнило глаза слезами.

Роберт видел себя — маленького мальчика, который сидит на кровати и внимательно наблюдает, как его мать тщательно накладывает макияж. Кажется, пройдут годы, пока ей удастся справиться с контуром, который придаст губам еще большую соблазнительность. Но вот контур готов. Она берет ярко-красную помаду. Дело сделано! Она улыбается, глядя на себя в зеркало. Помада оттеняет ее зубы, которые в результате кажутся еще белее и ровнее. Мальчик хлопает в ладошки, мать наклоняется к нему и целует, целует, оставляя при этом следы от помады повсюду на его маленьком теле и на одежде. Она причесывает сына, покрывает лаком его крошечные ноготки, затем нежно обнимает. Волна чудесного аромата окутывает мальчика, он тонет в этом аромате.

Роберт любил ее объятия, любил ощущать ее мягкую, нежную грудь. Ему нравилось знать, что она наблюдает за ним, пока он играет в парке. Ему нравилось, что на его мать обращают внимание как мужчины, так и женщины. Он обожал ее.

Но его отец не любил никого — ни ее, ни своего маленького сына. Он причинял им только боль, много боли — когда избивал молодую красавицу жену, когда избивал Роберта. Отец был черной тучей, застилавшей солнце.

Роберт вспоминал, как терпеливо ждал мать, когда она уходила в спальню с тем мужчиной. Он слышал ее радостный смех, доносившийся из-за двери. Затем она выбегала, брала сына на руки и уносила в спальню, на еще не остывшую от любовных ласк постель. Она покрывала его поцелуями, крепко прижимая к своему обнаженному, разгоряченному любовью телу. Ему становилось щекотно. Он смеялся. Он обожал ее.

Старик в ванне жалобно захныкал. Роберт совсем забыл о нем и почувствовал себя виноватым. Он взглянул на часы… Вода давно остыла. Прошло уже более часа.

Роберт помог отцу выбраться из ванны и завернуться в полотенце. После этого старик оттолкнул сына, который мысленно все еще витал в прошлом, и пронзительно закричал: