Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кстати, возвращать девицу в сознание я не стал. Вернее, не сразу. Сначала вывел на дисплей отчёт медкапсулы, который так и пылился в самой дальней ячейке памяти боевого комплекса. Хорошо хоть сейчас вспомнил, нечаянно наткнувшись взглядом на раздавленную «букашку». Сначала мне лишь показалось, что в стандартном буро-зелёном месиве что-то отдаёт металлическим блеском, но затем, не поленившись рассмотреть гадость поближе, я убедился, что не показалось. Есть металл, причём подозрительно напоминающий некие миниатюрные распайки и микросхемы. Интересно, откуда это всё в, казалось бы, биологическом объекте? Естественно, воображение разыгралось, ну и… в общем, активировав файл, я уже не смог от него оторваться, пока не изучил, что называется, от корки до корки. Ну, разве что на бренные останки «букашки» периодически косился со всё более возрастающим уважением. А изучив, едко хмыкнул вслух:
— А ведь ты оказался чертовски прав, Никитос! Впрочем, как и всегда!
В чём именно? Да практически во всём. И особенно в том, что не стал давить «букашку» голой пяткой. Потому что в этом случае мне была уготована судьба, постигшая сначала Барди Расмуссена, а потом и Стаса Дубова. Чёрт! Получается, снова нам повезло, как утопленникам? Не успей Агне притащить напарника на «Грифа-первого», да не сунь его в медкапсулу — согласно моему, между прочим, приказу! — или, в конце концов, ударь корпы чуть-чуть раньше — и всё! Не видать бы нам крайне ценной инфы, как своих ушей. Кстати, напрягает уже этакая «везучесть». И там совпадение, и тут, и вон там ещё — и всюду счастливые случайности, позволившие нам с Юлькой выжить. И не просто выжить, а — хочется верить — ещё и разобраться во всём этом бардаке. Или я некорректно формулирую проблему? А что, если это не мне везёт, а… на кого-то ещё конкретная непруха обрушилась? То есть каждое моё везение — его невезение. Вселенная восстанавливает баланс справедливости? Ладно, бог с ней, с философией. Пожалуй, пора расставить все точки над «ё». А для начала всё же придётся привести злонравную девицу в чувство. Как? Да вот хотя бы по щекам легонько похлопать… ага, сработало!
И не просто сработало — я едва успел отскочить от разъярённой фурии. Юлька, такое ощущение, сразу всё поняла, стоило только глаза продрать. А ещё вспомнила, что я с ней сотворил. Ну, и среагировала соответственно — попыткой вскочить на ноги и выцарапать мне глаза. Или хотя бы убежать, тут поди её, разбери! Естественно, ничего у неё не вышло, потому что она только сама себя за ногу дёрнула да растележилась уже по-настоящему. Разве что головой о кафель не приложилась. Мало ей синяка на лбу, ещё и на затылке гематомой бы обзавелась. Однако пронесло.
— Вот ты урод, Болтнев! — злобно прорычала девица, несколько раз дёрнувшись и убедившись в абсолютной бессмысленности этой затеи. Только дополнительно сломанную руку разбередила. — Скотина!
— Ты давай это, не ругайся, — почти добродушно попросил я, соблюдая, впрочем, безопасную дистанцию. — И вообще, успокойся. Надо поговорить, и желательно без нервов.
— Иди сюда, я тебе покажу «без нервов»! — посулилась репортёрша. — Что, струсил? Как беззащитную девушку по голове бить — так орёл! А как подойти ближе — так фигушки⁈
— А ты кусаться не будешь? — ухмыльнулся я. Каюсь, цинично. — Многие инфекции через слюну передаются, в том числе и слабоумия с отвагой.
— Чего⁈ — опешила Юлька. — Болтнев, ты охренел⁈ Хотя чего ещё я ожидала?
Журналистка вздохнула и демонстративно заёрзала по кафелю в попытке принять сидячее положение, но не проронила больше ни слова — до тех пор, пока я не усадил её, довольно неделикатно ухватив за шиворот.
— Может, развяжешь? — ожгла она меня презрительным взглядом. — Что тебе сделает хрупкая девушка?
— Говорю же, покусаешь! — пожал я плечами. Но не выдержал и заржал, аки конь: — Ты бы сейчас своё лицо видела!
— Болтнев, хорош уже издеваться! — поморщилась девица. Потом выдохнула и после паузы (наверняка про себя до десяти досчитала) уже почти спокойно предложила: — Ладно, давай поговорим. Но не обещаю, что отвечу на все твои вопросы.
— А вот это уже мне решать, — с намёком уронил я ладонь на кобуру с «кольтом». — Юль, пойми! От твоих слов сейчас будет зависеть очень многое. И в первую очередь — твоя собственная жизнь. Осознай, наконец, что ты в данный момент целиком и полностью в моей власти, и я могу сделать с тобой всё, что душе угодно. И, что самое приятное, мне за это ничего не будет. Ни-че-го! По той простой причине, что свидетелей нет. Что я расскажу, то начальство на веру и примет. Проверить-то не получится!
Не знаю, что больше подействовало на журналистку — сами ли мои слова, проникновенный ли тон или абсолютно пустой и неподвижный взгляд, который я перенял у Деда Максима — но девицу таки проняло:
— Да твою же… Болтнев, ты меня пугаешь!
— Вовсе нет, — мотнул я головой. — Просто обрисовываю ситуацию во всей её неприглядной красе.
— Какой же у тебя взгляд… мёртвый! — непроизвольно сглотнула Юлька слюну. — Меня в дрожь бросает! Хватит уже, а? Ники-и-ит?..
— Пустишь слезу — потеряем время, — хладнокровно одёрнул я… пленницу?
Пожалуй, что и так. Правда, какая-то мобильность у неё всё-таки сохранилась, что она и продемонстрировала, умудрившись чуток от меня отодвинуться вдоль стены. Напрячься пришлось изрядно, да, но факт оставался фактом.
— М-может, ты т-тогда сам? — с безумной надеждой покосилась на меня Юлька.
— В смысле, сам? — прифигел я, с трудом сохранив образ бездушной машины для допросов.
— Ну, спрашивать будешь… — пояснила девица.
Хм… неплохо, неплохо! Простейшая манипуляция, но даже она оставляет пространство для манёвра. Типа, ты не спросил, я и не рассказала. Откуда я знаю, может, это тебе и не интересно вовсе? Впрочем, для начала сойдёт. Есть