– Прости меня, – сказал он уже тише. – Я бесчувственный ублюдок.

– Нет, нет. – Она шмыгнула носом. – Просто… все это очень уж навалилось на меня. Это… вчера, этот человек в парке… я подумала: ведь никто уже не поймает тех людей, которые так с ним обошлись, и не посадит в тюрьму. А они будут снова и снова это делать. Как звери в джунглях. И все вдруг стало очень реальным. Ты понимаешь, Ларри? Понимаешь, о чем я? – Она вскинула на него влажные от слез глаза.

– Да, – ответил он, все еще чувствуя раздражение, смешанное с совсем маленькой каплей презрения к ней. Ситуация что ни на есть реальная, и это чистая правда. Они во всем участвовали и видели все своими глазами. Его мать умерла, и он при этом присутствовал, а теперь Рита пытается сказать, что у нее более чувствительная натура? Он потерял мать, она – человека, который возил ее на «мерседесе», но почему-то ее утрата более значима? А это уже вздор. Просто вздор.

– Попытайся не сердиться на меня, – попросила она. – Я исправлюсь.

Надеюсь на это. Очень надеюсь.

– Ты молодец. – Он помог ей подняться на ноги. – По шли, прямо сейчас. Что скажешь? Нам надо многое сделать. Ты готова?

– Да, – ответила она, но выражение ее лица было таким же, как в тот момент, когда он предложил ей яичницу.

– Когда мы выберемся из города, тебе станет лучше.

Она беззащитно посмотрела на него:

– Думаешь?

– Уверен, – искренне сказал Ларри. – Уверен, что станет.

Из дома они вышли налегке.

Магазин «Спортивные товары на Манхэттене» был заперт, но Ларри пробил дыру в витрине найденным длинным куском железной трубы. Пустынную улицу огласило бесполезное завывание охранной сигнализации. Он выбрал большой рюкзак для себя и поменьше – для Риты. Она отобрала по две смены одежды на каждого – больше он не позволил, – и он упаковал их в дорожную сумку «Пан-Ам», которую она нашла в своем стенном шкафу. Вместе с зубными щетками. Забота о чистоте зубов Ларри представлялась нелепой. Рита для прогулки оделась по-модному, в белые прямые шелковые брюки и тунику. Ларри обошелся линялыми синими джинсами и белой рубашкой с закатанными рукавами.

В рюкзаки они положили только упаковки сублимированных продуктов.

«Нет смысла особенно нагружаться и тащить на себе что-то еще, включая одежду, – объяснил Ларри. – Все можно найти и на другом берегу реки». Она покорно согласилась, и ее равнодушие вновь разозлило его.

После недолгих внутренних дебатов он также взял с собой «винчестер» тридцатого калибра и двести патронов. Оружие было очень красивым и стоило четыреста пятьдесят долларов, согласно ценнику, который Ларри сорвал с предохранительной скобы и небрежно бросил на пол.

– Ты уверен, что нам это нужно? – спросила Рита опасливо. Револьвер по-прежнему лежал у нее в сумочке.

– Думаю, не помешает, – ответил он и этим ограничился, хотя и вспомнил об ужасной смерти выкликателя монстров.

– Ох! – вырвалось у Риты, и по ее глазам он угадал, что она вспомнила о том же.

– Рюкзак не слишком тяжелый?

– Нет, нет. Правда.

– Да, но в пути у них есть обыкновение становиться тяжелее. Когда устанешь, скажи мне, и я какое-то время его понесу.

– Я справлюсь, – улыбнулась она.

Когда они вновь вышли на улицу, Рита огляделась по сторонам.

– Мы покидаем Нью-Йорк.

– Да.

Она повернулась к нему.

– Я рада. Я чувствую себя… маленькой девочкой. Будто мой отец сейчас скажет: «Сегодня мы отправимся в путешествие». Помнишь, как это было?

Ларри чуть улыбнулся, вспоминая вечера, когда его мать говорила: «Тот вестерн, что ты хотел посмотреть, идет сейчас в «Кресте», Ларри. С Клинтом Иствудом. Что скажешь?»

– Конечно, помню, – ответил он.

Она приподнялась на цыпочки, поправила рюкзак на плечах.

– Путешествие начинается, – произнесла она громко, а потом добавила так тихо, что Ларри и не знал, правильно ли расслышал: – Дорога вдаль и вдаль ведет…

– Что?

– Строка из Толкиена. «Властелин колец». Я всегда думала, что это – ключ к приключениям.

– Чем меньше приключений, тем лучше, – ответил Ларри, но почти неохотно понял, что она имела в виду.

Рита все смотрела на улицу. У перекрестка высокие каменные плиты и участки сверкающего на солнце многослойного термостойкого стекла образовывали узкий каньон, забитый автомобилями. Пробка тянулась на мили в обе стороны. Словно все ньюйоркцы одномоментно решили припарковать свои машины прямо на улицах.

– Я побывала на Бермудах и в Англии, – вновь заговорила Рита, – на Ямайке и в Монреале, в Сайгоне и в Москве. Но я никогда не ходила в пешие походы с тех пор, как маленькой девочкой отец водил меня и мою сестру Бесс в зоопарк. Пошли, Ларри.

Этот поход Ларри Андервуд запомнил на всю жизнь. Подумал, что Рита не ошиблась, процитировав Толкиена, Толкиена с его мистическими землями, увиденными сквозь призму времени и полубезумных полувосторженных фантазий, населенными эльфами, и энтами, и троллями, и орками. Среди жителей Нью-Йорка такие не значились, но столь многое изменилось, столь многое пошло наперекосяк, что для осмысления случившегося как нельзя лучше подходила терминология жанра фэнтези. На перекрестке Пятой авеню и Восточной пятьдесят четвертой улицы на фонарном столбе висел человек. На шее у него красовалась табличка с одним словом: «МАРОДЕР». На крышке шестигранного мусорного контейнера, обклеенного свежими афишами бродвейского шоу, нежилась на утреннем солнышке кошка, а ее недавно родившиеся котята сосали молоко. Широко ухмыляющийся молодой человек с саквояжем в руке подошел к ним и сказал Ларри, что даст ему миллион долларов за право попользоваться его женщиной в течение пятнадцати минут. Миллион, по всей видимости, лежал в саквояже. Ларри снял с плеча карабин и предложил парню отнести миллион куда-нибудь еще.

– Само собой, чел. Не держи на меня зла, лады? Попытка – не пытка, верно? Хорошего вам дня. Пока.

Вскоре после встречи с этим человеком (Рита с несколько истерическим смехом упорно называла его Джоном Берсфордом Типтоном[82]– Ларри это имя ничего не говорило) они дошли до угла Пятой авеню и Восточной тридцать девятой улицы. До полудня оставалось совсем ничего, и Ларри предложил перекусить. На углу располагался гастроном, но когда он открыл дверь, вырвавшийся изнутри запах тухлого мяса заставил Риту отпрянуть.