Фэлл откинулся на спину. Работа с печатью была завершена. Он сверил свою работу с рисунком в книге.

— Надеюсь, я срисовал ее достаточно хорошо, — сказал он, и это лишь усилило и без того нарастающее чувство тревоги Мэтью.

Профессор протянул руку, схватил Мэтью за запястье и поднялся на ноги. Марс подошел ближе, когда Мэтью снова взял фонарь.

— А теперь, — вздохнул Фэлл, — я начну заклинание.

Глава двадцать седьмая

Профессор стоял напротив зеркала и произносил заклинание, записанное не только в книге, но и в его памяти. Вопреки ожиданиям Мэтью, голос у него был не приглушенный, исполненный колдовского таинства, не певучий, а обыкновенный, будто он читает газетную статью.

— Услышь меня, Асмодей. Услышь меня, бесплотный дух. Услышь меня, тот, кого боятся ветры. Услышь меня и подчини мне свои силы. Я призываю тебя. Я взываю к ужасному и невидимому богу, который обитает в пустом месте духа. Я взываю к тебе. Я взываю к тебе, твое истинное имя Асмодей, могущественный и бесполый. Услышь меня и подчини мне свои силы. Я взываю к тебе.

Фэлл замолчал.

Зеркало оставалось неподвижным. Мэтью казалось, что оно похоже на болото, которое покинули все живые существа.

— Ты что-то сделал не так! — воскликнул Марс. — Печать или заклинание… что-то было неправильно!

— Я все сделал правильно, — покачал головой Фэлл.

— Может, ты недостаточно громко говорил!

От этих слов Профессор покривился.

— Не думаю, что дело в громкости моего голоса.

— Тогда повтори! — Марс дрожащей рукой перевел на Фэлла пистолет. — Ну же! Продолжай!

— Ты убьешь меня прямо тут, напротив зеркала? Скараманга, ты чертов идиот.

— Я убью его, — пистолет обратился к Мэтью.

Ожидаемо, — удивительно спокойно подумал он.

Дождь застучал по голове Левиафана и начал стекать между камнями. Следующая ослепительно-белая вспышка молнии и сотрясающий душу раскат грома прозвучали так близко, что обуглили лодку внизу и разнесли ее на куски.

— Читай еще раз! — процедил Марс, поведя пистолетом в сторону нью-йоркского решателя проблем, который никогда прежде не чувствовал себя так далеко от дома и Берри. — На этот раз подойди ближе! — рявкнул Марс.

Фэлл вздохнул и подчинился. Он произнес заклинание ровно таким же тоном, как и прежде.

— Услышь меня, Асмодей. Услышь меня, бесплотный дух. Услышь меня, тот, кого боятся ветры. Услышь меня и подчини мне свои силы. Я призываю тебя. Я взываю к ужасному и невидимому богу, который обитает в пустом месте духа. Я взываю к тебе. Я взываю к тебе, твое истинное имя Асмодей, могущественный и бесполый. Услышь меня и подчини мне свои силы. Я взываю к тебе.

Ничего не произошло. Мэтью подумал, что либо Асмодей не впечатлился пламенностью его речи, либо, как и другие существа из ада, он возлежал на своем ложе из лавы или десяти тысяч печей и попросту не желал отвлекаться от размышлений о том, как завоевать небесные чертоги.

Минута… другая…

Ничего.

— Оно не настоящее, — заключил Профессор, издав резкий смешок. — Оно никогда не было настоящим!

— Оно настоящее! — упрямо воскликнул Марс. — Произнеси еще раз! Ты…

— Ох…

Приглушенный выдох вырвался из груди Мэтью Корбетта.

Свет фонаря поглощался темнотой зеркала способом, которому не находилось ни логического объяснения, ни даже достойного описания. Но Мэтью увидел, как что-то пошевелилось на поверхности зеркала. Возможно, ему показалось? Если зеркало было болотом, то что-то словно заставило его поверхность задрожать и пойти рябью, как если бы в нем плавало существо больших размеров.

— Оно двигалось! — Марс вышел вперед. — Оно двигалось! Я видел!

— Нет, не двигалось, — запротестовал Мэтью. — Это невозможно.

Но он знал, что лжет и Марсу, и самому себе.

— Повтори еще раз! — приказал Марс. — Ну же! Давай снова!

Профессор Фэлл покачал головой, потому что возмущение зеркала теперь и впрямь было похоже на рябь на поверхности воды.

Когда он заговорил снова, его голос зазвучал приглушено, как будто он был свидетелем появления самого странного и увлекательного морского организма на свете.

— В этом нет необходимости, — сказал он.

Мэтью сошел с ума или он действительно видел, как в миазмах появляется какая-то фигура? Поверхность зеркала вздулась, будто что-то чудовищное собиралось вот-вот вырваться наружу.

Он больше не мог этого выносить.

— Профессор! — закричал он. — Разбейте его!

Фэлл просто уставился на зеркало, и Мэтью осознал, что этот человек — некогда ученый, сошедший с правильной тропы, — был потрясен и полностью поглощен этим зрелищем.

— Разбейте его! — взмолился Мэтью. — Профессор! Пожалуйста!

Поверхность зеркала извивалась, как змеиное гнездо. Что бы ни выходило наружу, это невозможно было остановить, если только…

— Боже мой! — внезапно воскликнул Фэлл.

Он сунул руку в карман за распятием и одним движением ударил его рукоятью по поверхности. Раздался звук удара металла о стекло, но зеркало не разбилось. Фэлл тут же нанес и второй удар, но, когда он занес руку для третьего, Марс закричал:

— Нет!

Он выстрелил, и Профессора развернуло. Распятие упало на камни и покатилось мимо Мэтью. Фэлл схватился за бок и упал на колени, его лицо сделалось болезненно-серым.

Мэтью тут же бросил фонарь и кинулся за распятием. Когда он поднял его, Марс Скараманга навалился на него. Горячий ствол пистолета ударил Мэтью по голове, оглушив. Последовал еще один удар — на этот раз в плечо. Третий пришелся Мэтью по затылку. В этой битве, сопровождавшейся шумом ветра и дождя, внезапно раздался резкий треск, и сквозь красную пелену Мэтью увидел, как черное стекло покрылось трещинами, которые быстро расползались по его поверхности.

Скараманга издал мучительный крик и, глядя на Мэтью, поднял пистолет, чтобы размозжить ему голову.

Зеркало, покрытое трещинами, ударило Марса. Позади него стоял Профессор Дантон Идрис Фэлл, который двигался вперед с зеркалом, как со столом на кухне Валериани. Он использовал его одновременно в качестве щита и тарана. Когда он, пошатываясь, добрался к отверстию в каменной голове Левиафана, Мэтью на миг увидел зрелище, которое запомнил на всю оставшуюся жизнь. Он знал, что всегда будет стараться забыть его.

Из темного, еще не разбитого куска зеркала высунулся коготь цвета первобытного болота и оторвал Скараманге лицо, а затем исчез за один удар злого сердца. Мышцы на обнаженном черепе задрожали и задергались, глаза вылезли из кровавых