Ветер завывал. Волны шумели, разбиваясь о скалы.

Вот и все.

***

Мэтью долго сидел на полу. Его сознание то угасало, то возвращалось. Он обхватил себя руками и долго раскачивался взад-вперед, словно в бреду.

— Я в порядке, — услышал он собственный голос. В ответ раздался лишь пронзительный вой ветра.

— Я в порядке, — повторил он. Ему хотелось и смеяться, и плакать, но он боялся сделать хоть что-то из этого, потому что боялся больше никогда не прийти в себя.

— Я в порядке, — сказал он в третий раз.

Лишь теперь он понял, что это правда.

Сколько времени прошло, прежде чем он подполз к трещине в камнях и посмотрел вниз? Он не знал.

В сером утреннем свете все еще бушевала буря. Белые волны с зелеными прожилками разбивались о чудовищные скалы острова в семидесяти футах внизу. От Скараманги, зеркала и Профессора не осталось и следа. Их выбросило на скалы, а тела, похоже, унесло вместе с зеркалом в пучину моря.

Мэтью сомневался, что кто-то мог выжить после такого падения.

Он долго лежал на животе, глядя вдаль. Его голова и плечо пульсировали от боли.

Скараманга мертв. Зеркала больше нет. Профессор… тоже погиб.

Мэтью казалось странно ироничным, что человек, столько лет изучавший жизнь морских обитателей, исчез именно в морской пучине.

Он перевернулся на спину и некоторое время лежал, глядя в потолок Левиафана, пока не потерял сознание или не провалился в сон — к счастью, без сновидений.

Когда он очнулся, свет стал бледнее, а ветер и дождь утихли. Глядя на воду, Мэтью увидел, что волны почти успокоились, хоть и все еще пенились. Солнце было ярким пятном на сером небе, и Мэтью прикинул, что сейчас около восьми часов. Он ощупал голову и почувствовал большую шишку, которая зверски болела. Заставив себя снова посмотреть на пол, он не увидел ничего, что могло бы остаться от человеческого лица. На камнях не было ни крови, ни плоти… единственные кровавые пятна явно остались тут от кровавой раны на боку Профессора. Так видел ли он взаправду тот коготь, или все было лишь следствием удара по голове?

Мэтью подполз к краю и снова выглянул наружу, щурясь от яркого света. Ни тел, ни зеркала не было видно. Серебро мерцало на волнах, пока солнце пыталось прожечь дыру в облаках.

Не позволив себе вновь впасть в забытье, Мэтью подполз к тому месту, где рядом с нарисованной мелом печатью лежал «Малый Ключ Соломона». Это была редкая книга, но в мире существовало пугающе много других ее экземпляров. Был ли смысл уничтожать один лишь этот?

Мэтью подумал, что да. Подобрав книгу и с трудом поднявшись на ноги, он выдрал все страницы. Потом он разорвал темно-коричневый переплет и развеял куски по ветру.

Книга демонов — хотя бы этот ее проклятый экземпляр — тоже исчезла.

В пылу схватки Мэтью уронил и разбил фонарь, масло вытекло, и пламя давно погасло. Это было скверно, учитывая, что даже утром лестницу Левиафана окутывала тьма. Мэтью нужно было спуститься так, чтобы не разбиться насмерть. Пришлось некоторое время собираться с духом и приходить в себя. Прежде чем начать спуск, он потрудился стереть начертанную мелом сигилу, чтобы и от нее не осталось и следа.

Маленькое распятие Фэлла он забрал с собой.

Спуститься вниз удалось без происшествий. Выйдя под теплый легкий дождь, Мэтью заметил, что лодки тоже не было. Но он мог различить грот-мачту и парус, плывущие примерно в сотне ярдов к северу.

До берега четверть мили. Сможет ли он дождаться, пока рыбак услышит его крики?

Мэтью начал работать над оставшейся петлей на старой двери Левиафана. Она не поддавалась, но, упорно и целенаправленно работая, он все-таки оторвал ее. Затем, преодолевая себя, он протащил дверь мимо скал на северной стороне острова, вошел в воду, положил дверь перед собой, забрался на нее, как мог, и поплыл к берегу.

Он бросил самодельный плот, когда в четвертый раз проверил глубину и обнаружил под ногами камни. Затем он побрел вверх по волнам, мимо других лодок, которые все еще были там пришвартованы, остановился, чтобы вылить воду из ботинок, и пошел через деревню. На дороге он увидел черную лакированную карету и конную упряжку там, где ее оставили. Пагани и Бракки нигде не было видно.

Мэтью порылся в кармане и нащупал мешочек с золотыми монетами Менегетти, а также черный ключ, который остался у него после беспорядков в поместье. В другом кармане он нащупал распятие.

Хадсон и Камилла. Ему придется вернуться за ними. Было ли это безумием? Да, но необходимым безумием. Он был не в состоянии управлять упряжкой, к тому же дорога отняла бы у него весь световой день. Он мог бы сесть на берегу и подождать, пока снова не почувствует себя почти живым, но на это не было времени. Если он отключится по дороге, так тому и быть.

Забравшись на место кучера, он увидел над крышами деревни залив. Лучи солнца снова заиграли серебром на воде, и Мэтью отчетливо разглядел голову и плечи Левиафана. Он мог бы простоять еще несколько столетий, и никто из проходящих мимо никогда бы не узнал, что произошло в этом круглом куполе.

Мэтью и сам едва ли знал, что произошло.

Профессор Фэлл отправился на поиски своего сына… куда-то.

Марс Скараманга присоединился к своей сестре… где-то. Мэтью не был уверен, что это красивое место. Если бы кто-то действительно верил в Преисподнюю, то Скараманги запросто нашли бы там свое место: столетие за столетием они обсуждали бы причуды пыток с демоническими королями, графами, маркизами и герцогами.

А зеркало?

Если бы оно уцелело после столкновения со скалами и позже приплыло к берегу или попало в рыбацкую сеть, то его подложка могла бы использоваться для хранения настоящего зеркала… подаренного рыбаком своей жене или дочери. Стекло должно было разбиться на тысячи осколков. Мэтью очень хотелось в это верить. Оно не должно было больше никому не навредить, если только крабы, угри, креветки и ужасные сардины не умели читать заклинания под водой. Можно сказать, что мир в безопасности от вторжения тварей из по-настоящему темных глубин.

— Гип-гип! — вяло воскликнул Мэтью. Лошади Скарамангов не понимали по-английски, но подчинились твердой воле молодого человека, выполнявшую последнюю миссию на этой земле.

Глава двадцать