Ей казалось, что она живет уже вечность — голова ее касалась гор, а тело заполняло собой весь мир. Ужасная, восхитительная жестокость владела ею — и это было великолепно!

Теперь я буду жить, думала Хизи, я пробудилась! Плоть и кости сильнее, чем душа, ощущают голод. Не потому ли боги порой одеваются в плоть? О, как долго она спала, облеченная плотью! Но даже боль уничтожения восхитительна, и память о ней доставляет на пиру истинное удовольствие.

Перкар теперь совсем близко. Не убить ли его поскорей?

Тзэм ласково обнял ее сзади. Он был так привычен, так знаком, что Хизи почти не ощущала его.

— Не тронь меня, Тзэм, — прорычала она.

— Принцесса, — умолял он, — пожалуйста, принцесса!

Как слабо бьется сердце Тзэма! Как медленно течет в нем жизнь! Она самым слабым своим пожеланием могла бы убить его. Но даже теперь, какой бы злой и могущественной она ни сделалась, Хизи не желала его смерти. Тзэм останется жив и будет ее правой рукой в Новом Городе, который она построит. Ведь ей нужен хоть один верный слуга. Вместо того чтобы задуть пламя его жизни, Хизи потянулась к Тзэму, желая исцелить его, укрепить ослабевшие жизненные струны.

Но это было не в ее власти. Она могла бы их скрутить, разорвать, уничтожить. Но исцелить не могла.

И когда Перкар шагнул к ней — медленно и неслышно, шаг его длился бесконечно долго, — Хизи вновь стояла на дворцовой крыше и глядела вниз. Как это просто — прыгнуть вниз и уничтожить себя, но обрести не смерть, а могущество, не ограниченное никакими пределами! Она будет жить, не ведая страха — стоит только прыгнуть… Маленькая девочка умрет, но вместо нее родится ужасное, сильное существо — богиня…

Но она оставалась Хизи и могла угадать все! Разница между властью и смертью вдруг показалась ей несущественной. Став богиней, всемогущей богиней, она не будет ни любить, ни надеяться, ни желать… Останется только чувство существования — и голод. Крыса тоже, наверное, чувствует, что она существует — и голодна. Или демон… Но Хизи всегда хотелось большего. Хотелось любви, надежд, уюта.

И вновь она, как уже много раз до того, отступила от бездны — и тут же какой-то резкий, холодный ветер изошел из нее. Хизи съежилась, приобретя прежние размеры, земля стремительно приблизилась к ней, но девочку подхватил Тзэм и прижал к своей залитой кровью груди.

Перкар с изумлением наблюдал, как демон внезапно сморщился, съежился — и исчез.

— Харка?

— Взгляни назад! — предупредил меч и резко повернул его голову. Там стояла Хизи — крохотная фигурка, чернеющая во тьме. Но вокруг нее что-то зыбилось и плескалось, волновалось, подобно черной воде. Перкар почувствовал, как порыв ледяного ветра обжег ему лицо.

— Поторопись, а не то она убьет нас, — бесстрастно проговорил Харка.

Перкар беззвучно шевельнул губами. Как и в пещере под владениями Балати, все происходило слишком быстро для понимания. Но Харка показал ему огромный живой копошащийся узел внутри Хизи — светящиеся молнии, которые становились все больше от приливающей к ним из Реки силы. Подавив крик, он побежал.

Все время он был одинок. Если от него требовалось спасти Хизи, он убьет ее. Внезапно, из круговорота мыслей, на поверхность выплыл рассказ Братца Коня о Реке, которая некогда проснется. И пойдет, ступая на ногах и круша все вокруг. Хизи обладала теми самыми ногами, на которых Река должна была двинуться в путь.

Собственные его ноги подкосились, едва он сделал несколько шагов. Он встал и приготовился к нападению. У Хизи было несравненно больше душевных нитей, чем у демона. У Перкара не было надежд на победу, и все же он хотел сразиться: ради Апада, ради Эруки… ради мертвого вождя.

Он брел к ней, пошатываясь, но она не нападала. С каждым шагом он старался все сильнее возбудить свой гнев, припоминая, как она являлась ему в сновидениях и лишала сна. Если он хоть раз ударит ее, прежде чем погибнуть, дух его, возможно, обретет покой.

Но вдруг нити внутри Хизи развязались и, крутясь, словно схваченные порывом ветра, исчезли в воде. Хизи, задрожав и широко открыв глаза, упала без чувств. На лице ее была слабая, но торжествующая улыбка. Перкар поднял меч и двинулся к ней.

— Смогу я теперь убить ее? — выдохнул он.

— Одним ударом. Но она больше не…

— Это не важно, — сказал Перкар и шагнул вперед.

Тзэм увидел, как он подходит, и в его сонных, отупевших глазах засветилось понимание. Великан зарычал и поднял свою перевязанную руку, чтобы отразить удар, склонился над Хизи, чтобы защитить ее своим телом. Перкар приблизился вплотную, рука его безжалостно сжимала рукоять меча.

— Мне жаль, — сказал Перкар Тзэму, — но такова развязка.

Великан ничего не ответил, молча глядя на клинок, отражающий лунный свет.

За вождя, вновь подумал Перкар, пытаясь увидеть, как по волнам Реки проезжает мертвый Капаки. Нужно собрать весь свой гнев и ударить быстро, чтобы смерть наступила мгновенно. Тзэм заслуживает милосердия. Но видел он мысленно не Капаку, а женщину в пещере — как она смотрела на него, умирая.

Незадолго до того он мог убить Хизи в честном сражении. Но теперь это было бы убийством. Перкар закрыл глаза и заскрежетал зубами. Это слабость, сказал он себе. Слабость — избегать того, что должно быть сделано. Однако мужественный взгляд Тзэма защищал лучше любого щита. Весь дрожа от ярости, Перкар опустил меч и вогнал клинок в землю, упав на колени. Вопль ярости вырвался у него из горла, едва не разорвав грудь. Он совершенно ничего не понимал. Но он не мог убить Тзэма и Хизи, каким бы чудищем она ни была всего мгновение назад.

— Идем, — сказал он Тзэму. — Ты можешь идти?

Тзэм тупо кивнул и, пошатываясь, встал, сжимая в объятиях драгоценную ношу. Они побрели прочь от Нола, прочь от Реки. Никто из них не оборачивался.

Около полуночи Тзэм окончательно выбился из сил и, застонав, повалился на землю. Перкар высвободил Хизи из его могучих объятий. Девочка, похоже, все еще была без сознания.

Перкар, как мог, перевязал Тзэму раны. Рука была рассечена до кости и все еще кровоточила. Перкар наложил тугую повязку. С раной в живот было сложнее: похоже, клинок повредил внутренности. Перкар применил средства, которые были ему известны. Сам он был измучен сверх меры и очень хотел пить, он не мог идти, особенно с Хизи на руках. Отыскав воду в оросительной канаве, он припал к ней с такой жадностью, словно впервые изведал ее вкус. Потом он собрал колючек и веток для костра.

Великан пронзительно закричал во сне, когда Перкар горящей головней провел по его ране на животе. Юноша с отвращением закашлялся от запаха горелого мяса.

Когда стоны Тзэма затихли, Перкар различил вдали, во мгле, тихое ржание. Этот звук он узнал бы везде. Приближались лошади.

Дрожа, он вскочил на ноги. Погоня настигла их быстро — быстрее, чем он предполагал. Над головой облака раздвинулись, словно луна и звезды желали присутствовать при его последней битве. Перкар улыбнулся этой заносчивой мысли — разумеется, Небесам нет до него дела. Но Бледная Королева сияла наверху, окруженная двойным ореолом, и Перкар нашел утешительным то, что ему предстоит погибнуть пред ее очами.