Генерал Стрепетов поклялся себе, что ни капли не позволит уступить того настроения, которое осталось у него с прошедшей ночи. Не такой был у него возраст, чтобы пренебречь тем давно не испытанным чувством, когда человек вдруг может проснуться в непоколебимой уверенности, что ничего, кроме только самого хорошего, наступающий день ему не обещает. И полусонная жена улыбнулась ему с подушки, как не улыбалась уже лет двадцать. И погоны с золотыми звездами вспыхнули на плечах встречно раннему солнцу совсем так же, как тогда под Белой Глиной в первый раз, когда комкор Селиванов по возвращении из штаба фронта достал их из своего планшета и выложил перед ним. И по дороге в контору конезавода молодой первый снег ухватил за ноздри так, будто кто-то рассыпал на нем люцерну.

Обычно, не задерживаясь и не глядя по сторонам, генерал Стрепетов проходил к себе в кабинет через приемную, где его с утра ожидали люди. Теперь же он орлом взглянул на них из-под серой папахи и даже кивнул им, в том числе и Шелоро, которая никак не могла рассчитывать на амнистию после их встречи ночью.

Проводив его взглядом, Шелоро поправила на груди новые мериклэ, купленные ею на прошлой неделе в Новочеркасске, и, открыв сумочку, провела красным тюбиком по губам. Здесь ей можно было не бояться, что ревнивый Егор достанет ее своим кнутом, а на улице надо будет не забыть стереть краску.

Через пять минут генерал Стрепетов коротким звонком вызвал из приемной в кабинет свою секретаршу и, к немалому ее удивлению, сказал:

— Пусть первая войдет Шелоро Романова. — И когда Шелоро уже предстала перед ним, указал ей глазами на стул: — Ну, а теперь толком объясни, что ты там нагородила ночью. И что тебе еще от меня нужно?

Расправляя вокруг стула складки раздувшихся юбок, Шелоро скромно ответила:

— Я и вчера вам сказала, Михаил Федорович, что лично мне от вас ничего не нужно.

— Пусть будет так. — Генерал Стрепетов даже позволил себе улыбнуться. — Тогда зачем же ты раньше всех явилась ко мне на прием? Только говори без всяких цыганских подходов. Ты же знаешь, что через двадцать минут у меня летучка.

— Я бы вам еще ночью все могла рассказать, но вы… — Шелоро деликатно поправилась: — У вас не было времени. — Она придвинулась к столу генерала Стрепетова вместе со стулом: — Он сейчас на квартире у Солдатовых между жизнью и смертью лежит.

У генерала Стрепетова брови слились на переносице в один большой изморозно седой куст.

— Как это между жизнью и смертью?

Шелоро подвигалась, получше расправляя вокруг стула складки юбок, оглянулась на дверь.

— Я боюсь, что нам с вами опять не дадут договорить до конца.

Надавив на кнопку звонка, генерал Стрепетов вызвал секретаршу в кабинет.

— До летучки никого ко мне не впускать. — Он повернулся к Шелоро: — Ну?

У Шелоро вдруг сморщились губы.

— И что это за жизнь! Дома на меня Егор всю дорогу нукает, из-под кнута у него не выходишь, а теперь вот и вы, товарищ генерал…

Генерал Стрепетов не то чтобы смутился, но все-таки отвел свой взгляд от ее жалобных глаз и буркнул куда-то в сторону:

— Ладно, я совсем не хотел тебя обидеть. Но если хочешь, чтобы нам не помешали, то, пожалуйста, не тяни, пока у нас еще остается до летучки время.

Через два часа прилетел по вызову генерала Стрепетова из Ростова врач. С помощью местного фельдшера долго выслушивал и выстукивал Будулая, переворачивая его, покорно-безвольного, со спины на бок и с бока на живот, белыми тонкими пальцами ощупывая ему голову и покалывая кожу на лице, на руках и ногах острием иголки. Ни одна при этом жилка не вздрогнула, не встрепенулась у безропотно послушного его рукам Будулая.

С привычной тщательностью вымыв над раковиной руки, врач доверительно обратился к своему младшему коллеге:

— Любая из этих травм могла бы привести к летальному исходу, и только своему могучему организму он обязан тем, что еще дышит. Но трогать его пока не будем, и я попрошу вас строго придерживаться всех моих назначений. — Тщедушный голубоглазый фельдшер в заштопанном белом халате, боясь лишний раз вздохнуть, ловил каждое его слово: — Все же я не стал бы утверждать, что все это только результат падения с мотоцикла.

При этих словах врача из груди Шелоро, которая все это время молча стояла у него за спиной, вырвался сдавленный всхлип:

— Я знаю, кто его убивал. Если надо, подтвердить могу.

Перехватывая взгляд врача, генерал Стрепетов поспешил предостеречь:

— Эта женщина все что угодно может подтвердить.

Шелоро с непритворной грустью сказала: