Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет и доли случайности в том, что в январе 1943-го командующий войсками Закавказского фронта генерал армии И.В. Тюленев получил орден Кутузова 1-й степени (№ 17). А сколько солдатских жизней спас своими мудрыми, неожиданными для всех решениями маршал К.К. Рокоссовский под Сталинградом, на Курской дуге, в Белоруссии?..
…Подшивались документы в полковом архиве о замене одного Георгиевского креста на другой, отставали награды от приказов, потом догоняли солдат, ставших уже ефрейторами и унтер-офицерами. Хранила судьба тех, кто дожил до перемен весны 1917-го… В фонд Февральской революции сдал унтер-офицер Иван Тюленев все знаки отличия ордена Св. Георгия в апреле 1917 года. Отец пишет в своих мемуарах, что это был первый отклик на революцию.
Трудно было солдатам разобраться в происходивших событиях. А с какими словами к ним обращались командующий и главнокомандующий!
«Товарищи! С вами мысль и сердце революционной России. Пусть это сознание вдохнет новую решимость в ваше сердце. Братья, от имени великой Российской революции я приветствую вас, от имени свободного русского народа низко кланяюсь вам.
Вр. командующий армией генерал от инфантерии
Слюсаренко».
Велика сила слова! Это о слове сказал В. Даль, что в нем «не менее жизни, как и в самом человеке». Эту силу хранят слова спустя десятилетия. Я не могу без волнения читать приказ Верховного главнокомандующего, который услышали драгуны-каргопольцы в мае 1917-го.
«Великая Русская революция повелительно требует от нас великих ратных подвигов, чтобы закрепить ими нашу свободу, чтобы земля и воля действительно достались русскому народу и чтобы Великая свободная Россия, поборов вместе с нашими союзниками германский милитаризм, могла свободно, спокойно и устойчиво развивать все свои силы и средства не на вооружение и борьбу с соседями, а на долгую, мирную, счастливую жизнь».
Когда зачитывался в полку этот приказ, мой отец уже вернулся из Петрограда, куда был направлен солдатами в составе делегации, в которую вошли от офицеров – полковник князь Абхази и ротмистр Гутиев, от солдат – Давыдов и Тюленев.
Думаю, в те далекие майские дни о многом переговорили друзья, Иван Тюленев и Константин Рокоссовский. Они не знали, что скоро разойдутся их пути: в августе отец будет откомандирован в Казань, а затем в школу прапорщиков.
Только в последние годы жизни К.К. Рокоссовский и И.В. Тюленев вновь служили вместе – в Группе Генеральных инспекторов. Уже были напечатаны воспоминания моего отца: первое издание книги «Через три войны» вышло в свет в 1960 году. Несколько раньше в журнале «Огонек» (№ 35, 1957) были опубликованы отрывки из мемуаров (литературная запись О. Шмелева), которые готовились к печати. Вскоре Олег Шмелев получил письмо из Средней Азии – отклик на публикацию в «Огоньке». Писал сын одного из офицеров 5-го Каргопольского. Были присланы и две фотографии: на одной – делегация, побывавшая в Петрограде в апреле 1917-го, на другой – драгун Тюленев на коне. Кстати, фотографии были небольшого размера и в драгуне-всаднике мы не очень угадывали отца. Но его мнение было неопровержимым: «Конечно, это я. Ведь конь-то мой. Никаких сомнений!»
В «Огоньке» была также помещена фотография моего отца вместе с Рокоссовским, сделанная в 1949 году в сочинском санатории им. Я. Фабрициуса. Здесь в августе отдыхали мой отец, мама, я и семья Константина Константиновича. О скромности Рокоссовского красноречиво говорит одна запомнившаяся мне его черта. Когда он приходил на площадку поиграть в волейбол, многие предлагали ему сразу включиться в игру вместо себя, но Константин Константинович неизменно говорил: «Нет, я подожду». И ждал очереди, когда проигравшую команду сменяла новая.
Те, кто отдыхал в то время в санатории, рассказывали о беседе двух друзей по Первой мировой войне, их оценках первых месяцев Великой Отечественной. В те первые 70 дней войны отец командовал Южным фронтом и мог рассказать о многом. О том, например, что, обращаясь к наркому обороны, не получал быстрого ответа, потому и стал писать прямо Сталину, что прибывали к нему неукомплектованные части с полураздетыми красноармейцами, хотя в документации был полный порядок. Думаю, многое о 1941 годе и до нашего времени осталось документально невыявленным или просто засекреченным. Да и более поздние события великой войны, в том числе и битва за Кавказ, несли и несут на себе некое «табу»…
Я задала Ивану Христофоровичу Баграмяну на его даче в Баковке 8 ноября 1978 года такой вопрос: «Почему сводный полк Закавказского фронта не участвовал в Параде Победы в 1945-м?» Лишь на секунду задумался Иван Христофорович, и был готов ответ: «Закавказский фронт к тому времени не был действующим!»
А в середине 1980-х годов мне задали вопрос слушатели Военно-политической академии им. Ленина: «Почему генерал армии Тюленев не получил звание маршала, когда многие командующие фронтами в Великую Отечественную войну были представлены к этому высокому званию?..» Тогда ответа у меня не было.
Сейчас я бы ответила так: не ради маршальской звезды и почестей нес воинскую службу мой отец. Он начинал ее, присягнув честно выполнять долг перед Отечеством. Этому он был верен и будучи командующим двумя фронтами, Южным и Закавказским.
Уже после кончины отца от многих, кто встречался с ним в различных жизненных ситуациях, я узнавала о том, как быстро исчезали напряженность в беседе и некоторый страх перед высоким званием и широкой уже известностью генерала армии.
Разговаривая в редакции «Огонька» с Олегом Шмелевым в середине 1980-х годов, я спросила: «Что удивило вас при встрече с моим отцом?» Вот что он мне рассказал:
«Я впервые был рядом с человеком, о котором так много слышал. Я знал, что совершил он в прошлом – народный герой с ореолом легендарности… Дело было летом. Я пришел к генералу армии в служебный кабинет на Фрунзенскую набережную в летней рубашке, сидел перед ним, несколько робея. Иван Владимирович вдруг встал из-за стола, подошел ко мне, потрогал рукав моей рубашки (тогда только появилась мода на рубашки с поясом и с погонами) и сказал:
– Скоро и у нас будет такая летняя форма, а то вот маемся летом в мундирах.
Удивительно, – продолжал свой рассказ Олег