Теперь он видел, что совершил ошибку. Если бы только он прислушался к просьбам Розы и нашел новый дом после свадьбы, все могло бы повернуться иначе. Возможно, они были бы блаженно счастливы, дети сидели бы у ее ног, а творческое удовлетворение — на кончиках его пальцев.

А может, ничего бы не изменилось. Им пришлось бы испытывать те же муки, но в стесненных материальных обстоятельствах. В этом и загвоздка. Можно ли ожидать, что мальчик, познавший бедность, добровольно выберет более тернистый путь?

К тому же Аделина, подобно праматери Еве, начала нашептывать о возможном позировании короля. И хотя он устал от портретов, хотя ненавидел себя за то, что совершенно отрекся от подлинной страсти, мурашки пробегали от одной мысли об этом.

Он отложил кисть и потер пятно краски на большом пальце. Натаниэль собирался в столовую, когда его внимание привлекла папка с рисунками. Бросив взгляд на дом, он вытащил из нее тайные наброски. Художник урывками работал над ними уже две недели, с тех самых пор, как нашел волшебные сказки кузины Элизы среди вещей Розы. Хотя они были написаны для детей, волшебные истории об отваге и нравственности вошли в его кровь. Персонажи пробрались в голову Натаниэля и ожили там, их простая мудрость пролилась бальзамом на смятенные мысли, взрослые беды. Он обнаружил, что в мгновения рассеянности набрасывает линии, которые складываются в старуху за прялкой, королеву фей с длинной толстой косой, принцессу-птицу, запертую в золотой клетке.

То, что началось как наброски, Натаниэль решил превратить в эскизы. Он сделал тени глубже, линии ярче, выделил черты лица. Художник взглянул на них, стараясь не замечать тисненого пергамента, который Роза подарила ему вскоре после свадьбы, стараясь не думать о более счастливых временах.

Эскизы были еще не закончены, но нравились ему. Несомненно, они остались единственным проектом, который продолжал приносить удовольствие, помогал бежать от испытания, в которое превратилась его жизнь. С бьющимся сердцем Натаниэль закрепил на мольберте листы бумаги. После второго завтрака он позволит себе заняться эскизами, порисовать без цели, как делал мальчиком. Мрачные глаза лорда Макелби подождут.

Наконец, с помощью Мэри, Роза оделась. Она просидела в откидном кресле все утро, но решила рискнуть и выбраться из комнаты. Когда она в последний раз покидала четыре стены? Два дня назад? Три? Она поднялась, но чуть не упала. Голова у нее кружилась, ее подташнивало, ощущения, знакомые с детства. В те дни Элизе удавалось поддерживать ее дух волшебными сказками и историями, принесенными из бухты. Ах, если бы средство от взрослых скорбей было таким же простым!

Роза уже довольно давно не встречалась с Элизой. Она время от времени видела в окно, как та шагает по саду или стоит на вершине утеса, далекое пятнышко, за которым струится волна длинных рыжих волос. Раз или два Мэри подходила к двери и сообщала, что мисс Элиза просит аудиенции, но Роза неизменно отказывала. Она любила кузину, но битва, которую она вела с горем и надеждой, отнимала все силы. А Элиза так энергична, так полна жизни, возможностей, здоровья! Роза не смогла бы вынести встречу с ней.

Невесомая, точно призрак, Роза шла по застеленному коврами коридору, держась рукой за рейку вдоль стены, чтобы не упасть. Сегодня днем, когда Натаниэль вернется со встречи в Тримейн-холле, она присоединится к нему в беседке. Конечно, там холодно, но она прикажет Мэри укутать ее потеплее, а Томас может принести кушетку и одеяло, чтобы ей было удобно. Наверное, Натаниэлю там одиноко, он обрадуется, когда Роза вновь окажется рядом с ним. Он сможет запечатлеть ее отдых. Натаниэль так любит ее рисовать, а долг жены — радовать мужа.

Роза почти дошла до лестницы, когда сквозняк донес до нее слова по коридору.

— Она говорит, что ничего не скажет, что это ее личное дело.

Слова сопровождались ударами метлы по плинтусу.

— Хозяйке не понравится, когда она узнает.

— Хозяйка не узнает.

— Не слепая же она. Любому ясно, что девчонка неспроста пухнет.

Роза прижала холодную ладонь ко рту и тихо поплыла по коридору, напряженно прислушиваясь.

— Она говорит, все женщины в ее семье почти не пухнут. Она может спрятать живот под формой.

— Давай надеяться, что так и будет, не то ее мигом выпрут из дома.

Роза поднялась по лестнице как раз вовремя, чтобы увидеть, как Дэйзи исчезает в служебном коридоре. А вот Салли повезло меньше.

Служанка задохнулась, ее щеки вспыхнули на редкость некрасивыми пятнами.

— Извините, мадам. — Салли сделала неуклюжий книксен, метла запуталась в юбках. — Я не видела, что вы здесь.

— О ком ты говорила, Салли?

Пятна доползли до кончиков ушей девушки.

— Салли, — сказала Роза, — немедленно отвечай. Кто ждет ребенка?

— Мэри, мадам, — сказала служанка почти шепотом.

— Мэри?

— Да, мадам.

— Мэри ждет ребенка?

Девушка быстро кивнула, по ее лицу было видно, что она думает лишь о том, как бы скорее скрыться.

— Понятно.

Глубокая черная дыра разверзлась в животе Розы, угрожая вывернуть ее наизнанку. Глупая девчонка с ее гадкой дешевой плодовитостью! Выставляет проблему Розы напоказ, воркует над ней, уверяет, будто все будет хорошо, а потом смеется за ее спиной. И она не замужем! Только не в этом доме. Чёренгорб-мэнор обладает древней незапятнанной репутацией. Роза проследит, чтобы так было и впредь. Она осторожно выдохнула.

— Спасибо, Салли. Можешь идти.

Аделина водила щеткой по волосам, раз за разом. Мэри покинула их дом. Хотя теперь им отчаянно не хватало прислуги для предстоящего в выходные приема, девчонку необходимо было убрать. Обычно Аделина не поощряла принятия Розой подобных решений без должного совета, но обстоятельства были исключительные, Мэри оказалась настоящей маленькой пронырой. Незамужняя проныра, что делало ее поведение еще более бесчестным. Нет, Роза была права если не в способе, то, по крайней мере, в своих побуждениях.

Бедная милая Роза. В начале недели Аделину навестил доктор Мэтьюс, он сел напротив в утреннем салоне и заговорил тихим голосом, как всегда, когда имелись основания для волнений. Он сказал, что Роза нездорова (будто Аделина сама не видела) и он серьезно обеспокоен.

— К несчастью, леди Мунтраше, мои страхи не ограничены явным ухудшением ее здоровья. Есть и… — он легонько кашлянул в свой аккуратный кулак, — кое что еще.

Аделина протянула ему чашку чая.

— Кое-что еще, доктор Мэтьюс?

— Эмоциональные вопросы, леди Мунтраше. — Доктор Мэтьюс чопорно улыбнулся и отпил чая. — Когда я осведомился о телесных сторонах ее брака, миссис Уокер призналась в том, что с профессиональной точки зрения может рассматриваться как нездоровая склонность к телесности.

Аделина ощутила, как ее легкие раздуваются, задержала дыхание и заставила себя медленно выдохнуть. Не зная что сказать или сделать, она размешала еще один кусочек сахара в своей чашке. Не поднимая глаз, она попросила доктора Мэтьюса продолжать.