Сатрапа там, по счастью, не оказалось: он как раз делил трапезу с капитаном. Малту затрясло от пережитого ужаса, и она съежилась на полу рядом с задремавшей Кикки. Снаружи раздавались чьи-то шаги, и ей все казалось, что в палатку вот-вот ворвется насильник и доделает «дело». Малта дрожала так, что стучали зубы. Проснувшаяся Кикки увидела так называемую служанку в самом дальнем углу: та держала перед собой кружку для воды, которую собиралась использовать как оружие. Подруга сразу поняла: что-то стряслось, и постепенно вытянула из Малты всю историю. Когда та кончила рассказывать, задыхаясь от слез, Кикки покачала головой.

«Плохо… для всех нас,– сказала она. Она говорила короткими фразами, делая передышки. Рот и горло у нее болели немилосердно.– Им следовало бы убояться… лапать тебя… без разрешения Касго. А они… вон что творят… Не боятся… – Кикки помолчала, обдумывая случившееся. Потом собралась с силами и продолжала: – Нельзя допустить… чтобы тебя… изнасиловали. Если это произойдет… и Касго им головы не поотрывает… они потеряют уважение… ко всем нам. – Помолчала еще и предупредила: – Только смотри… Касго не пожалуйся. Он это использует… против тебя же… станет грозить… чтобы ты его слушалась. – Она трудно дышала, явно страдая. – Или вовсе отдаст им… чтобы расположить их к себе… как отдал Сериллу. Надо защитить тебя… и тем самым всех нас. – Кикки огляделась, потом протянула нетвердую руку и подобрала одну из тряпок, которыми Малта промокала ее рот после питья. Тряпка была сплошь покрыта кровяными разводами. – Вот, – сказала Подруга.– Пристрой… у себя между ног… и не вынимай. А если кто… привяжется… сразу кричи: „Фа-чейи кол!“ Запомни… „Фа-чейи кол“… Это по-нашему „У меня кровь“… Он отстанет, когда услышит… или когда увидит…»

Кикки жестом попросила напиться и сделала несколько глотков. Отдышалась и пояснила:

«Калсидийцы называют женские месячные „кровавыми днями“ и очень боятся их. Они полагают… – Кикки заново перевела дух и даже улыбнулась. Малта увидела: белые зубы молодой женщины были сплошь обведены потеками крови. – Они полагают, что в это время женская плоть „гневается“… И что мужская плоть будет… если вторгнется… будет непременно уничтожена этим гневом…»

Малта посмотрела на тряпку, которую держала в руке, и вслух удивилась:

«Надо же, глупость какая…»

Кикки медленно пожала плечами.

«Глупость, верно, – прошептала она. – Но нам на руку. – И посоветовала: – Только не кричи об этом… по малейшему поводу. А то они… догадаются… они же понимают… что такие дни у женщины… не всегда… – Потом улыбка пропала с ее лица. – Но если все-таки не поможет, – продолжала Подруга,– не пытайся… с ним драться. Он только больше покалечит тебя… – Ей стало совсем трудно дышать, но она все же докончила: – Тебя будут бить, пока… пока не прекратишь сопротивляться. Чтобы впредь помнила… где твое место…»

Этот разговор между ними состоялся уже несколько суток назад. С тех пор Кикки редко говорила так много, ограничиваясь двумя-тремя словами. Силы с каждым днем покидали ее, а от ран и нарывов на коже начало скверно попахивать. Малта отлично понимала, что долго Кикки не протянет. Ей даже хотелось, чтобы мучения молодой женщины скорей прекратились. С другой стороны, со смертью Подруги Малта теряла свою единственную союзницу.

Ей самой уже до предела обрыдло жить в нескончаемом страхе, вот только выбор у нее был небогатый. Все ее решения за последнее время принимались под давлением страха. Вся жизнь была ему посвящена. Она даже палатку теперь покидала не иначе как по прямому приказанию Касго. И когда ей приходилось высовываться наружу, она действовала по возможности расторопно, стараясь при том ни с кем не встречаться глазами. На палубе ее всякий раз встречало дружное улюлюканье, однако рукам воли никто пока не давал, и она невозбранно выплескивала за борт парашу.

– Ты поглупела или просто ленишься? – вторгся в размышления Малты громкий голос сатрапа.

Девушка вздрогнула и подняла голову. Она действительно задумалась слишком глубоко и не расслышала первого оклика.

– Прошу прощения, – пробормотала она, постаравшись придать голосу побольше искренности.

– Я говорил о том, что мне скучно. Еда невкусная, вина не подают, а покурить удается только с капитаном. Ты умеешь читать? – Малта озадаченно кивнула, и приказ последовал незамедлительно: – Сходи узнай, найдутся ли у капитана какие-нибудь книги. Если найдутся, будешь читать для меня.

У Малты мгновенно пересохло во рту:

– Но я не читаю по-калсидийски.

– Ну конечно, где тебе. Я сам буду читать! Сходи, говорю, раздобудь мне книгу!

Малта прилагала все усилия, чтобы не выдать свой страх.

– Но как же я попрошу книгу, если я по-калсидийски даже не говорю?

Сатрап возмущенно фыркнул.

– Поистине удивляюсь я некоторым родителям, позволяющим своим детям коснеть в дремучем невежестве! Разве Удачный не граничит с Калсидой? Как же получилось, что ты не обучена языку ближайших соседей? О, деревенщина беспросветная! Мудрено ли после этого, что вы с Калсидой никак не можете договориться. – И сатрап тяжко вздохнул. Ну ни дать ни взять многодумный глава государства, изнуренный заботами о нерадивых и ничего не ценящих подданных. – Сам я, – продолжал он, – за книгой идти не могу, с меня кожа облетает, как листья с дерева осенью. Может, сумеешь затвердить хоть несколько слов? Значит, так: постучишь в двери, бухнешься на колени, являя должное смирение, и скажешь: «Ла-ни-ра-кейе-лой-ен».

Калсидийскую фразу он выпалил на одном дыхании. Малте не удалось даже различить, где кончалось одно слово и начиналось другое.

– Ла-ни-ра-кеен… – неуклюже повторила она.

– Да нет же, дура! «Ла-ни-ра-кейе-лой-ен»! Да, и еще не забудь на конце добавить «ре-кал», чтобы он не посчитал тебя грубиянкой. Ну, бегом, пока окончательно все не забыла!

Мгновение Малта молча смотрела на этого человека, от которого зависела ее жизнь. Если начать упрашивать его не посылать ее к капитану, он непременно захочет знать почему. Нет уж. Лучше не давать ему в руки такого оружия против себя. Малта собрала в кулак все свое мужество и сказала себе: может, матросы остерегутся к ней приставать, если ясно будет, что она направляется с поручением к капитану? Тем более что на пути обратно она будет нести с собой книгу. Книга, как-никак, собственность капитана, так не решатся же они ее портить!

И Малта выбралась из кожаного покойчика, безостановочно бормоча калсидийскую фразу, точно молитву.

Ее путь лежал вдоль всего корабля по настилу над скамьями гребцов. Как и следовало ожидать, девушку немедленно встретило многоголосое улюлюканье. Малта пришла в ужас, но постаралась ничем не выдать своих чувств. Она знала,

что явный страх только раззадорит матросов, и без того готовых на подвиги.

– Ла-ни-ра…– твердила она про себя.

Ей удалось невозбранно достичь дверей капитанской каюты. Здесь она постучала, трепетно надеясь, что стук не оказался слишком громким.