И вдруг послышался другой голос – слабый и оглушительный.

– Ну все, – сказал инспектор. – Удачи вам. Мне-то досталось самое простое.

Он поискал глазами пепельницу; ее здесь не оказалось, и он бросил окурок на пол. Капитан сделал вид, что не заметил этого. Он и инженер вышли из тамбура и остановились в коридоре.

– Не забудьте – резак сразу на полную мощность, – напомнил инженер, хотя инспектор уже не раз тренировался.

Петров кивнул и закрыл шлем. Он включил резак и направил язык плазмы, на замок. Вскоре послышался свист: воздух стал уходить наружу.

В тот же миг внутренняя пластина сдвинулась с места.

– Быстрее! – крикнул Рудик.

Пластина все больше закрывала отверстие выхода, и люди отходили в сторону, чтобы не терять инспектора из виду. Потом пластина щелкнула, перерубая кабель. Но за мгновение до этого, как успел заметить капитан, крышка внешнего люка дрогнула.

– В пост! – сказал капитан.

Они кинулись в пост. Луговой был уже там и сидел перед включенным обзорным экраном.

Было видно, как, обхватив капсулу гравигена, инспектор оттолкнулся ногами от борта, включил двигатель скафандра и полетел.

Луговой называл расстояния. Фигурка инспектора все уменьшалась. Вскоре она стала почти уже неразличимой на фоне вечной черноты.

Вбежал физик. Он посмотрел на людей, перевел взгляд на экран. Медленно проходили секунды.

– Хватит, – тихо сказал Карачаров.

– Стоп! – крикнул штурман в микрофон. – Хорошо!

– Порядок! – донесся голос инспектора. – Я все сделал, как надо?

– Попробуйте теперь включить… Да, все в порядке.

– Очень хорошо, – сказал инспектор Петров.

– Инспектор! – капитан рванул микрофон к себе. – Одну минуту! – Он повернулся к физику. – Кто у нее – мальчик? Девочка?

– Девочка.

– Алло, инспектор! Вы меня слышите? Алло!

Но он не получил ответа.

За ужином женщины плакали. Мужчины крепились, но это удавалось им с трудом. Карский налил стакан и встал.

– Теперь мы – человечество, – сказал он. – У нас есть своя история и свой герой, и высокая цель, и дети. Есть прошлое, и есть будущее. За человечество!

– И за то, – добавил Истомин, – что начали все-таки мы.

Капитан взглянул на Зою. Она что-то говорила физику, и сквозь слезы на ее лице проступала улыбка. Капитан вздохнул и подумал, что за право быть капитаном порой приходится платить чересчур уж дорого.

– Давайте споем! – предложил физик. – Кто станет запевать? Я бы рад, но слух. Саша, вы наш солист – давайте вдвоем с Инночкой! Я могу сбегать за гитарой…

Он уже встал, но Инна подняла руку.

– Погодите! – сказала она. – Слушайте!

Двери были открыты, и издалека, из госпитального отсека, до сидящих в салоне явственно донесся плач ребенка.

– Вот вам солистка! – сказала Инна. – Вот запевала, а уж вы только успевайте подтягивать!

Звезды процарапали по экрану белые дуги. Брег, грузнея, врастал в кресло. Розовый от прилившей крови свет застилал глаза, приглашая забыться, но пилот по-прежнему перетаскивал тяжелеющий взгляд от одной группы приборов к другой, выполняя главную свою обязанность: следить за автоматами посадки, чтобы, если они откажут, взять управление на себя. За его спиной Сивер впился взглядом в экран кормового локатора и от усердия шевелил губами, считая еще не пройденные сотни метров, которым, казалось, не будет конца. Звезды вращались все медленнее, наконец вовсе остановились.

– Встали на пеленг, — сказал Брег.

– Встали на пеленг, — повторил Сивер.

Япет был теперь прямо под кормой, и серебряный гвоздь «Ладоги» собирался воткнуться в него раскаленным острием, завершив свое многодневное падение с высоты в миллиарды километров. Вдруг тяжесть исчезла. Сивер собрался облегченно вздохнуть, но забыл об этом, увидев, как помрачнело лицо Брега.

– Ммммм!.. — сказал Брег, бросая руки на пульт. — Не вовремя!

Тяжесть снова обрушилась.

– Тысяча! — громко сказал Брег, начиная обратный отсчет.

Он повернул регулятор главного двигателя. На экране прорастали черные скалы, между ними светился ровный «пятачок».

– Следи, мне некогда, — пробормотал Брег.

– Идем точно, — ответил Сивер.

– Кто там? — спросил Брег, не отрывая взгляда от управления.

– Похоже, какой-то грузовик. Видимо, рудовоз…

– Сел на самом пеленге, — сердито бросил Брег. — Провожу отклонение.

– Порядок, — сказал Сивер.

– Шестьсот, — считал Брег. — Триста. Убавляю…

Сивер предупредил:

– Закоптишь этого.

– Нет, — проговорил Брег, — сто семьдесят пять, уберу факел, сто двадцать пять, сто ровно, девяносто.

– А хотя бы, чего ж он так сел? — сказал Сивер.

Скалы поднялись выше головы.

– Самый паскудный спутник, — сказал Брег, — надо было именно ему оказаться на их трассе. Сорок. Тридцать пять. Упоры!

Зеленые лампочки замигали, потом загорелись ровным светом.

– Одиннадцать! — кричал Брег. — Семь, пять!..

Двигатель гремел.

– Ноль! — устало сказал Брег. — Выключено!

* * *

Грохот стих, лишь тонко и редко позванивала, остывая, обшивка кормы да ласково журчало в ушах утихомирившееся время. Сивер открыл глаза. Рубка освещалась зеленоватым светом, от него меньше устает зрение. Брег потянулся и зевнул. Они посмотрели друг на друга.

– Но ты здорово, — сказал Сивер. — И надо же: автомат скис на последних метрах.

– Я его подкарауливал, — ответил Брег. — Чувствовал, что вот-вот… С этой спешкой мы его перегрузили, как верблюда. Теперь придется менять.

– Я думал, ты мне поможешь.

– Ну, помогу, а потом займусь. Полагаю, времени хватит.

– Когда, ты считаешь, они придут? — спросил Сивер.

– Суток двое прозагораем, а то и меньше, — сказал Брег.

– Только? По расчету вроде бы выходило пять дней. Я хотел здесь оглядеться…

– Тут одного дня хватит. Камень и камень, тоскливое место. Вот если бы они возвращались месяцем позже, на их трассу вывернулся бы Титан, там садиться благодать, и вообще цивилизация.