— Эй, Карл! — Слава Богу, значит, ей все-таки есть до него дело. — С тобой все в порядке?

— Ключевой вопрос данного вечера, — торжественно произнес он. Меж тем Гривен едва удерживался на ногах.

— Помогите нам управиться с этим! — Элио протянул ему бутылку. — О Господи, на этом горючем работает мотор наших несчастий. Гривен согнулся пополам и рухнул, как складное кресло. Люсинда расхихикалась еще пуще. Они с Элио встали над Гривеном.

— Только подумайте. — Набрав талой воды с «Бугатти», Элио плеснул ею на лоб Гривену. — Патрон бы разрыдался.

— Зато твое настроение заметно улучшилось, — сказал Гривен Люсинде.

— Сегодня вечером я получила великолепный урок. — Она торжественно пригубила из бокала. — Больше никакого притворства. — Она сделала круглые глаза. — Ты чудовищно на меня сердишься?

Гривен поразмыслил над ответом.

— Ты ухитрилась оскорбить практически всех, с кем мы водим знакомство.

Элио кивнул, не сводя глаз с пузырьков у себя в бокале.

— Эрих что-то сказал насчет того, что навесит на дверь вашего кабинета большой замок.

— Я так не думаю. — Гривен улыбнулся, стараясь держаться отчаянно храбро. — Во все это уже угроханы слишком большие деньги. Он простит. Соблаговолит. Единственное, что от нас требуется, это приползти к нему на брюхе.

Люсинда величественно вздохнула. Во всем ее облике было сейчас нечто незамутненное (означающее, впрочем, и то, что она видит все насквозь), ее взгляд был трезвее, чем у трезвого человека, а это ведь, как правило, предшествует обмороку или припадку.

— Хорошо я всем распорядилась, не правда ли? Каждый из них волен сейчас воображать себе самое худшее. — Ее лицо скривилось. — Ты даже не можешь представить, как я устала от того, что у меня хорошая репутация.

И Гривен, и Элио рванулись было к ней с утешениями, но тут в Гривене взыграло нечто древнее, властное и первозданное.

А может быть, Люсинда права. Не надо больше притворяться. Сбросить с себя фальшивую маску цивилизованного человека.

— Не уверен, ожидаю ли я услышать честный ответ. — Как успокоительно это прозвучало! Хоть один из троицы сохранил трезвость мысли. Гривен поневоле подумал: а кто же? — Но, кажется, мне стоило бы это знать. Вы спите друг с дружкой?

«Не надо мне было задавать этот вопрос, Алан. Они бы никогда не воссоединились, хотя бы из жалости ко мне. Мне кажется, я пытался проявить… как это, к чертям, называется? Вот, непредубежденность. Главная проблема со щедростью в том, что когда делаешь предложение, его принимают».

Вопрос, выйдя из укрытия, повис над головами у всей троицы, он напоминал припозднившегося гостя, которого Люсинде так и не удалось выпроводить с вечеринки. Они с Элио отреагировали на вопрос одинаково. Испытали облегчение от того, что их наконец-то зажали в угол, но, вместе с тем, принялись все отрицать.

— Разумеется, я люблю Люсинду! Да и кто ее не любит? — Элио хотел было улыбнуться, но ему это не удалось. — Я только нынче вечером сошел с поезда, Карл. У тебя полный город соперников — куда более опасных, потому что они под рукой.

— Я говорю не об этом. — Гривен обращался теперь только к Люсинде. — Ты ведь все организовала так, чтобы он оказался здесь, верно? Только не лги мне! Вы договорились у меня за спиной.

Ему хотелось произнести это твердо, безжалостно, на самом же деле он едва не расплакался.

— Все было честно, дорогой мой. Но тебя так просто обидеть. — Она попыталась заглянуть ему в глаза, но сама же смешалась. — Между мной и Элио не произошло ровным счетом ничего. Все это только твои фантазии.

К несчастью, это было полуправдой, а может, и менее того.

Это было написано у них на лицах, и от Гривена не укрылось. Действие разворачивалось одновременно в трех плоскостях.

Опять повисло молчание; каждый ждал, кто заговорит первым. Элио в конце концов устало, очень устало вздохнул.

— Мальчиком я ходил в школу к доминиканцам. И слишком хорошо запомнил их уроки, «Бог карает не за дела, а за намерения». Это чудовищно. Я всегда понимал, что такого испытания мне не вынести. — Он взял Люсинду за руку. — Не спрашивайте меня, Карл, что я сейчас испытываю. «Тело зовёт и мы поспешаем на его зов». Может быть, и впрямь больше ничего нет. Но не думаю, что вы сможете удержать нас от того, чтобы мы это испробовали.

— Так что же вам мешало до сих пор? Нет, пожалуй, я сам попытаюсь догадаться. Ваша совесть не давала вам предать друга.

— Именно так. И мне жаль, что вы мне не верите. И в вас, Карл, есть нечто скверное.

Гривен сидел не шевелясь в надежде, что и этот миг может миновать, не задержавшись в памяти. Если бы еще у него так не дрожал подбородок!

— А что насчет тебя, дорогая? Ты так тихо себя ведешь. Извини, но мне не кажется, что Элио способен помочь тебе заучивать тексты.

— Прекрати! — Она замахнулась — и заставила руку застыть всего в нескольких дюймах от его лица, потом убрала стиснутый кулак. — Не терплю тебя таким! Что у тебя, шило в заднице? Ничего удивительного, что я изголодалась по настоящему мужчине!

Да, действовать ему нужно было немедленно. Надо было вцепиться в горло им обоим, чтобы у них вывалились языки, чтобы они заверещали: «Мы этого не хотели!», чтобы лица у них посинели…

— Карл! — Люсинда как-то странно посмотрела на него. — А в чем, собственно, дело?

Да ни в чем. И что она сама имела в виду?

— Все дело в твоем очаровании. Перед ним, как всегда, невозможно устоять. — Он говорил этим ужасным голосом, сдавленным, выдающим чуть ли не физическое страдание. Он закрыл глаза, пытаясь предстать менее отвратительной личностью, чем казался. — У тебя есть право сердиться. Меня трудно назвать подарком небес.

— Нет, это я во всем виновата. — Люсинда неуклюже уселась на пол, ее платье скомкалось и задралось выше колен. — Я всегда все ухитрялась испоганить, с тех пор как себя помню. — Измазанное тушью лицо поворачивалось то к Элио, то к Гривену. Гривен понимал: ей хочется, чтобы ее простили, а тогда она оставит за собой последнее слово. — Я ведь действительно из кожи вон лезу всем угодить! Когда мы с тобой встретились, Карл, с нашей первой ночи я поняла, что ты не похож на других. И что несчастливой развязки на этот раз не получится. И я до сих пор в это верю, хотя с тобою это становится все труднее и труднее. Твоя сумасшедшая ревность! — Она укусила себя за пальцы. — Хотя, возможно, не такая уж сумасшедшая. Как знать, может быть, на твоем месте я вела бы себя точно так же.

— Тем более, — ответил Гривен. — Ты играешь со мной. Ты затеяла игру с моими чувствами.

— И ты был прав, обвиняя меня. Особенно в самом начале. Но сейчас… — Люсинда с любопытством посмотрела на Элио, как будто давая ему знать, что не может больше оставаться на передовой. — Только не проси меня произносить слово «люблю». Оно так… удушающе. — Но и говоря это, она лишь крепче сжимала руку Элио. — Карл, ничто не переменилось, ты значишь для меня столько же, сколько значил. Пожалуйста, прояви понимание.