Европа стала клиринговой палатой для сокровищ, которые поступали из потрясающе богатых мест, таких как шахты Потоси высоко в Андах (сейчас это Боливия). Это было самое крупное месторождение в истории, которое более столетия давало больше половины мирового запаса серебра[986]. Новые технологии добычи металла, основанные на методе ртутной амальгамации, сделали процесс добычи дешевле, быстрее и даже прибыльнее[987]. Это открытие способствовало возможному ускорению процесса перераспределения ресурсов из Южной Америки на Иберийский полуостров и дальше, в Азию.

Драгоценный металл плавили и использовали для чеканки монет, которые и отправляли на Восток в невероятных количествах. С середины XVI века сотни тонн серебра экспортировались в Азию каждый год, чтобы оплатить желанные восточные товары и специи[988]. Список покупок из Флоренции 1580-х годов показывает, насколько выросли аппетиты. Великий герцог Франческо Медичи предоставил солидный капитал Филиппо Сассетти, флорентийскому торговцу, который собирался отправиться в Индию, наказав ему закупить целый ряд экзотических товаров. В должное время герцог получил накидки, ткани, специи, семена и восковые модели растений (персональное увлечение великого герцога и его брата, кардинала Фердинанда), а также целый ряд лекарств, включая средство от укусов ядовитых змей[989]. Такое любопытство было широко распространено среди влиятельных и культурных людей того времени.

Европа и Ближний Восток буквально оживились и сверкали от сокровищ, найденных на американских континентах и вдоль побережья Африки. Но ни одно место не сияло ярче Индии. Период обогащения Европы, последовавший за путешествием Колумба через Атлантику, совпал с периодом объединения владений, которые распались после смерти Тимура. В 1494 году Бабур, один из его преемников, унаследовал земли в Ферганской долине в Центральной Азии и предпринял попытку расширить свои владения, сосредоточившись на Самарканде, однако успех его было недолгим.

После того как узбекские противники выкинули его из своего города, он двинулся на юг и спустя годы борьбы, не имевшей больших результатов, наконец обратил свое внимание на другой объект. Сначала он подчинил себе Кабул, затем взял под контроль Дели, удалив оттуда династию тиранов Лоди, которая была широко известна регулярным и жестоким преследованием индусов[990].

Бабур уже показал себя увлеченным строителем, который получал удовольствие от устройства сада Баг-и-Вафа в Кабуле с внушительными фонтанами, гранатовыми деревьями, клеверными лугами, апельсиновыми рощами и растениями, привезенными издалека. Когда апельсиновые деревья пожелтели, он с гордостью писал: «Это восхитительно выглядит, действительно хорошо сделано»[991]. Хорошо зарекомендовав себя в Индии, он продолжил практиковаться в дизайне садов, хоть и жаловался на сложную почву. Предметом особой тревоги являлось водоснабжение. Оно было таким же плохим, как и на севере Индийского субконтинента. «Везде, где я был, – писал он с ужасом, – все было так неприятно и запущено», что не было смысла и пытаться создать что-то особенное. В конце концов, он нашел место возле Агры: «Хотя это и не очень подходящее место (недалеко от города), но делать нечего, придется работать с тем, что у нас есть». Наконец, после долгих поисков за счет огромных затрат в «неприятной и негармоничной Индии» были созданы прекрасные сады[992].

Несмотря на все опасения Бабура, время для продвижения на юг было как нельзя более подходящим. Прошло совсем немного времени, и новые владения превратились в могущественную империю. Открытие новых торговых путей и рост платежеспособности в Европе означали внезапный приток твердой валюты в Индию. Определенная сумма из этих доходов тратилась на лошадей. Существуют записи о том, что уже в XIV веке каждый год торговцы из Центральной Азии продавали тысячи лошадей[993]. Лошади, выращенные в степях, были очень популярны, не в последнюю очередь потому, что они были крупнее и лучше питались, в отличие от лошадей с континента. Последние «от природы были так малы, что ноги всадника почти касались земли»[994]. Европейское серебро, которое щедрой рекой текло на Восток, по большей части использовалось для покупки лучших скакунов из соображений престижа, социальной дифференциации и для церемониальных целей, практически так же, как сегодня деньги из нефтяных стран тратятся на шикарные машины: «Феррари», «Ламборджини» и многие другие.

На торговле лошадьми можно было сделать состояние. Это было первое, что привлекло внимание португальцев, когда они добрались до Персидского залива и Индийского океана. В начале XVI века в Европу отправляли доклады о спросе на чистокровных арабских и персидских скакунов, и высокой цене, которую платили за них индийские правители. Португальцы так глубоко втянулись в прибыльный бизнес торговли лошадьми, что спровоцировали технологические изменения. Так, например, такие транспортные средства, как Nau Taforeia, строились с учетом того, что на борту будут перевозить этих животных[995].