Ольга тотчас же раздумала дуться.

– Значит, ты остаешься дома? – спросила она.

– Остаюсь. Замки у меня хорошие, над головой поселился частный детектив – дешевый, но красивый. И вообще, я стала склоняться к мысли, что стреляли все-таки в Алика. Просто убийце помешало мое присутствие, и он завалил дело.

– Загляделся на тебя, не иначе, – пробормотала Ольга. – Значит, ты сообщишь Алику о грозящей опасности?

– Не представляю, как сказать ему о выстрелах. В тот момент мы целовались, после чего я ушла из редакции, не просветив его на этот счет. – В голосе Милы, впрочем, не было уверенности. Ольга это почувствовала.

– Тогда подожди. Может быть, частному детективу удастся все распутать.

– Он не сказал, как его зовут! – внезапно спохватилась Мила. – Ах, какие мы с тобой беспечные! Может быть, он вообще не частный детектив? Аферист, сшибающий стольники у таких дур, как мы!

– Давай позвоним ему на мобильный, – робко предложила Ольга.

– Звони сама, а я отправляюсь в душ, – отрезала Мила. – Только не исчезай, пока я не выйду. Одной страшно. Шум воды заглушает подозрительные звуки в квартире, я могу прозевать своего убийцу и умереть голой. Это будет особенно отвратительно.

Когда через полчаса она вновь появилась на кухне в махровом халате и с тюрбаном на голове, Ольга встретила ее радостным сообщением:

– Константин Глубоководный!

– Что это? – опешила Мила.

– Частный детектив. Его так зовут.

– Боже! Что за ужасная фамилия!

– Ты это мне говоришь? До Николая я два года была Тишкиной, а предыдущие три – Мардабрянской.

– В отличие от Глубоководного у тебя был выбор. Так что там он?

– Он извинился. Сказал, что старается лишний раз не называть своего имени без надобности и нам случайно не назвал.

– Ольга, пообещай мне: если со мной что-нибудь случится, ты все расскажешь Орехову. Пусть защитит нашего сына.

– Но ваш сын в Берлине! И еще я думаю, ты зря решила засесть в квартире. Лучше жить с нами.

– С тобой и Николаем? Да ты с ума сошла! Мы с твоим мужем как вода и масло. Я непоправимо изуродую вашу семейную идиллию. Только меня вам не хватало!

– Но у тебя в доме есть своя комната! И родители будут счастливы.

– Конечно. Маман тут же примется меня сватать и в конце концов спарит с каким-нибудь разведенным сыном старой подруги. Нет уж, пусть лучше меня застрелят.

5

Она оставалась храброй почти целый день. До тех пор, пока на улице не стемнело. Вот тут-то все ее гусарство испарилось, как утренний туман в ясный день. Мила закупорила квартиру, задернула шторы и включила торшер, чтобы почитать в тишине. Но ей не читалось. Ей постоянно чудилось, будто кто-то пытается вскрыть балконную дверь. А на лестничной площадке возились и сопели. Мила на цыпочках бегала от глазка к окнам и обратно. «Что, если я засну и меня укокошат спящую? – думала она, обливаясь потом от страха. – Зачем я не послушалась Ольгу?»

Соседский кот окончательно добил Милу, вспрыгнув со стороны балкона на подоконник и проскрежетав по нему когтями целую серенаду. Чтобы расслабиться, Мила решила выпить рюмочку водки, запас которой всегда имелся в холодильнике. Рюмочка согрела ее и принесла некоторое облегчение. Занюхав ее помидорами, Мила разобрала кровать и нырнула под одеяло, оставив снаружи глаза и ноздри.

В два часа ночи братья Глубоковы, которые заблаговременно обзавелись самой настоящей веревочной лестницей, привязали ее к железным прутьям балкона. Константин ловко перемахнул через перила и сделал первые два шага вниз. После чего его правая нога попала куда-то не туда, и верхолаз запутался в веревках. Он начал биться в путах, но поделать ничего не мог.

– Лучше бы я спрыгнул! – простонал он.

– Ага! И перебудил весь дом, – откликнулся Борис.

– Принеси фонарик! – шепотом потребовал Константин. – Я ни черта не вижу!

– Ты что? Если я на тебя посвечу, нас могут увидеть соседи. Примут за воров и вызовут ментовку.

– А если ты на меня не посветишь, я провишу тут до рассвета.

Несмотря на принесенный фонарик, операция спасения затянулась. Сначала лежавшая без сна Мила услышала сдавленный шепот. Потом по занавескам скользнул луч фонарика. Она резко отбросила одеяло и встала на кровати на четвереньках, прислушиваясь, словно собака. Снаружи кто-то был. Не зная, куда кидаться, она заметалась по комнате, потом схватила со стола оставленную Ольгой записку и дрожащими пальцами набрала номер телефона частного детектива, который жил наверху.

Поскольку частный детектив в этот момент висел на веревочной лестнице, а Борис тянул его изо всех сил наверх, на звонок никто не ответил. Тогда Мила набрала номер мобильного телефона. Мобильный телефон Глубокова был прицеплен к поясу его штанов. Через минуту он пронзительно заверещал. Константин недопустимо громко выругался и, извернувшись, прижал трубку к уху.

– Алло! – трагическим полушепотом ответил он.

– Это ваша новая клиентка! – тоже полушепотом начала Мила. – Моя фамилия Лютикова. Вы сказали, вам можно позвонить, если что.

– Ну?

– Так вот. Ко мне лезут.

– Кто?

– Я не знаю. Я слышу, как они возятся и ругаются матом.

– Заранее не паникуйте, – проскрипел Константин.

– А вы сейчас где? – трагическим голосом спросила Мила. – Далеко от меня?

– Не так чтобы очень, – признался тот и дрыгнул туловищем.

Борис перевесился через перила и зашикал на него:

– С кем ты там разговариваешь? Нашел время! Она тебя услышит! И подожми левую ногу. Если она выглянет в окно, то увидит твой ботинок.

Константин согнул коленки и натужным голосом сообщил:

– Вы, главное, к окнам не подходите, я скоро буду!

После этого заявления он мешком свалился вниз, прямо под балконную дверь Лютиковой. Покряхтев и подержавшись за поясницу, Константин постучал в стекло и громко сказал:

– Все в порядке! Это я, Глубо… Глубоководный! Можете открывать.

Мила отодвинула штору, и в свете фонарей, натыканных вдоль улицы, он увидел ее лицо. Лицо было таким же белым, как луна над головой, и странно застывшим. «Эк она испугалась, – подумал Константин. – Может быть, от страха сейчас расскажет мне что-нибудь стоящее».

Когда Мила открыла дверь, он протиснулся мимо нее в темную комнату и шепотом приказал:

– Включите-ка свет.

– Кто там лазил? – тоже шепотом спросила Мила, зажигая торшер.

На ней была застиранная трикотажная пижама, волосы на голове стояли дыбом, как трава для попугаев, выращенная в цветочном горшке.